Книга Остров Веры - Эдуард Сребницкий

– А ты не хотела бы переменить жизнь?

– Каким образом?

– Оставить дядю, съездить куда-нибудь. Например, в Соединённые Штаты.

– По туристической путёвке?

– Нет, в гости… Ко мне. Поживёшь у нас с Вильямом в доме, посмотришь Америку изнутри. У меня брат хороший, хотя иногда старается не казаться таким.

– Я не думала об этом, – сказала Тая. – А сколько стоит билет в США?

– Все расходы оплачивает принимающая сторона! – категорично заявил Алекс. – Билеты, питание, проживание. И дома у меня есть всё, что нужно.

В сумерках Алекс различил, что Тая улыбнулась.

– Спасибо, я подумаю… Но знаешь, чего у тебя нет в доме?

– Чего же?

Поднявшись, Тая направилась в скрытый темью угол столовой, где после непродолжительного шуршания выставила что-то на ровную поверхность. Затем послышался звук крутимого механизма, лёгкое шипение, и из угла неожиданно полилась музыка, старомодная и незамысловатая, в которую, пропустив несколько тактов, вступил душевный мужской тенор.

– Что это? – изумился Алекс.

Тая была очень довольна произведённым эффектом.

– Патефон, – сообщила она. – Я нашла его на чердаке. И целых пять пластинок.

Подойдя, Алекс рассмотрел устройство.

– В США оно называется портативный граммофон, – сказал он. – Ещё фонограф, или графофон.

Старинная песня звучала в патефоне посланием из прошлого века. Ударных в музыке почти не было, и потому она казалась романтичнее и нежнее современных мелодий.

– Как удивительно, что ещё совсем недавно людям не требовалось электричества, – произнесла Тая.

– В данном случае это нам очень кстати, – сказал Алекс. – Но ведь и тогда люди танцевали, верно?

– Конечно.

– Поэтому я приглашаю тебя на танец.

Кавалер галантно подал руку, и дама вложила в неё свою ладонь. Выйдя на середину столовой, Алекс и Тая стали танцевать. Алекс быстро разобрался с устройством патефона, и как только завод старой пружины заканчивался, подходил и накручивал её снова. Они танцевали в темноте, освещаемые лишь белым светом взошедшей над заповедником луны. Песни, льющиеся из рупора патефона, чередовали одна другую, и во всех них пелось о любви, несчастной или счастливой. Крутилась пластинка, кружилась пара, вращались вокруг луны мерцающие звёзды. Алекс отодвинул пальцами волосы Таи и осторожно её поцеловал.

ГЛАВА 20

Счастье не позволяло Алексу долго спать. Оно было настоящее, большое. Или даже так – всеобъемлющее! Поскольку было не только внутри, но и вовне: везде, во всём. В железной спинке скрипучей кровати было счастье, в угрюмо-зелёной покраске стен – счастье, в облупленной штукатурке по углам – невероятное счастье!

Щщщасте. Неужели это шипучее, как шампанское, слово передавало по-русски состояние happiness?

Закинув руки за голову, Алекс лежал на кровати и улыбался. Как же хорошо они с Таей провели вчерашний вечер, и как хорошо, что ничего между ними не было. Но тот единственный поцелуй – короткий, невинный, нежный – соединил их самым тесным образом, так, как не могла соединить ни одна близость. Исчезла, рассыпалась преграда: не телесная, а душевная. Чувство, зародившееся в них, которое каждый боялся проявить по-настоящему, вдруг получило разрешение на свободу, право на продолжение, и оба они страстно захотели этим правом воспользоваться.

Но какая Тая всё-таки робкая. Какая неискушённая, неиспорченная временем. Или здесь в России все девушки такие? Да какое ему дело до всех девушек, если у него есть Тая!

Сбросив толстое одеяло, спасавшее от ночных холодов, Алекс вскочил на ноги. Подъём, упражнения, умывание! Привычные утренние занятия доставляли ему сегодня невероятное удовольствие. Да что удовольствие – щщщасте! А с кухни уже разносился запах молотого кофе. Сама Тая кофе не пила, предпочитала чай, а значит, молола специально для Алекса. Молола, чтобы сварить ему кофе! Алекс любил кофе, любил Таю, любил это утро – он всё любил!

Завтрак был самым вкусным из всех, что Алекс пробовал в жизни. Тая выглядела ещё красивей, чем в любой из дней, когда он её знал. Он смотрел на неё не отрываясь, а она, встречаясь с ним взглядом, уже не опускала, как раньше, глаза, и большего пока не требовалось для подтверждения исключительности их отношений.

К концу завтрака Тая сказала, что скоро освободится, и можно будет отправиться гулять возле гор. Алекс очень этого хотел – гулять вдвоём возле гор! Но он уже решил, что должен сегодня обязательно сделать: съездить в район «Америка», в дом, принадлежавший ранее его деду и бабушке.

– Ты хочешь съездить один? – удивилась Тая.

– Один. Я запомнил дорогу. Мне нужно ещё кое-что там посмотреть.

– Но Сургон станет ругаться.

– Если ты не проговоришься – не станет, – полушутя-полусерьёзно сказал Алекс. – Я рассчитываю вернуться до его прихода.

– Конечно, не проговорюсь! Но если он придёт раньше?

– Тогда скажешь ему правду.

Тая всё ещё о чём-то беспокоилась.

– Для тебя не опасно находиться в городе? – проговорила она, немного стесняясь своей повышенной заботы.

– Не волнуйся, – сказал Алекс, – я буду осторожен.

Облачившись в рыжий парик и захватив с собой очки, он отправился в Миасс, пытаясь утихомирить в груди своё счастье. Утихомирить не полностью, что было бы невозможно, но хотя бы настолько, чтобы оно не заглушало сейчас голос разума, которому предстояло основательно потрудиться. Влюблённый романтик Алекс на некоторое время уступал место Алексу-менеджеру – хорошему менеджеру, которым он всегда был. И Алекс-менеджер тут же занялся привычным для себя делом: анализом ситуации, постановкой цели, выбором вариантов, планированием и реализацией плана.

Проанализировав вчерашний поход в «Америку», Алекс пришёл к выводу, что Сургон был прав, и не имеет смысла пытаться наладить диалог с похожим на орангутанга хозяином дома – человеком, мотивы которого непонятны, а действия агрессивны. Зато Алексу имело смысл сделать то, чего Сургон подсказать не мог: получить ответ на вопрос о содержимом тайника, обнаруженного в бревенчатой стене. Эта задача являлась сейчас самой главной, и для её решения необходимо было вернуться к тайнику, а далее уже исходить из того, что удастся в нём обнаружить.

Разумеется, план Алекса, как и любая другая активность, нёс в себе потенциальные риски, а этот – даже опасность в виде острых вил в руках хозяина-«орангутанга». Но разве мало опасностей подстерегало в России Алекса и помимо вил? Как тех, невысказанных, неясных, о которых упоминал дед, так и возникших уже по приезду: скажем, возможности оказаться в русской тюрьме, или встретить в заповеднике одичавших собак?

Вспомнив о собаках, идущий от лаборатории Алекс стал внимательно прислушиваться к звукам возле дороги и вновь различил сопровождающие его посторонние шорохи. Если эти шорохи не являлись свидетельством чьего-то следования за ним, то чем же они являлись? Эхом собственных шагов? Нет. Звуками лес? Тоже вряд ли. Чтобы убедиться в обоснованности подозрений, Алекс применил проверенный способ: перешёл на бег, и вскоре шорохи, как и следовало ожидать, остались где-то за спиной.