Книга Сова по имени Уэсли - Стэйси О'Брайен

Поторчав в типичной для Лос-Анджелеса пробке, которая едва двигалась, я наконец доехала до пункта назначения – морской лаборатории Оксидентал-колледжа, откуда за милю пахло рыбой и формалином. К моему удивлению, меня ждал всего один контейнер вместо двух. Осьминогов необходимо держать по отдельности, так как среди них много каннибалов, но ученые уже грузили водолазное снаряжение в грузовики, готовясь отправиться к морю.

Я помахала рукой одной из моих однокурсниц из Оксидентала, Лизе, которая уезжала вместе с научной группой. Лиза была способна спокойно подойти к раздутому, гниющему трупу морского котика на пляже, засунуть руку по локоть в черную, разлагающуюся плоть, покопаться там, вытащить кость, осмотреть ее и задумчиво протянуть:

– Хмм… Кости были слабые.

Любой другой на ее месте давно сбежал бы, подавляя рвотные позывы. Это качество сильно ей помогло в плане карьеры – она проводила вскрытие морских млекопитающих и определяла причины смерти, чтобы понять, как помочь еще живым. И дело свое она знала и любила.

– А почему осьминоги в одном контейнере? – спросила я одного из подвернувшихся лаборантов. – Они не съедят друг друга?

– Ну так до Калтеха пятнадцать минут всего – успеете. Мы их только-только туда посадили, – безмятежно ответил он.

Я засунула контейнер в свою машину и заглянула внутрь. Там в морской воде плавали два осьминога – один маленький, другой ощутимо побольше. Плохо дело. До Калтеха я ехала, вдавив педаль газа в пол. Припарковавшись в зоне разгрузки, я вытащила тяжелый контейнер из машины и потащила его к задней двери.

– Стоять! Вы что тут делаете? – я подняла глаза и увидела полицейского, стоящего передо мной с самым недовольным выражением лица. – Это разгрузочная зона, – рявкнул он.

– Так я и разгружаюсь, – ответила я.

Он вытащил из кармана стопку бланков, намереваясь выписать штраф.

– Я разгружаю осьминогов, – не сдавалась я.

– Ну да, конечно.

– Так, слушайте, – выплюнула я. – У меня тут два осьминога, причем один существенно крупнее другого, и он его сожрет, если я немедленно не доставлю их в лабораторию, – и с этими словами я сдернула с контейнера крышку.

К великому моему разочарованию, здоровяк уже успел съесть мелкого и теперь довольно и безмятежно колыхался в водичке, радостно переливаясь всеми цветами радуги. Он протянул длинное щупальце и начал исследовать присосками край контейнера.

– О нет, он уже! – закричала я. – Все. Он сожрал мелкого. И что мне теперь делать? Вы гляньте – только маленькое щупальце осталось, вон, плавает…

Я подняла глаза и увидела, как полицейский пятился, издавая задушенные гортанные звуки. Наконец он развернулся, запрыгнул в свою машину и дал по газам, оставив на асфальте парковки резиновый след от покрышек.

Вот так и рождаются нездоровые сенсации и слухи о научных лабораториях, в которых ставят эксперименты на пришельцах.

Я поставила контейнер у дверей лаборатории и пошла наверх за Томом. Тут же мне в нос ударил запах химикатов вперемешку с отвратительной животной вонью. Обожаю. Затаскивая вместе с Томом контейнер в лифт, я рассказала ему об обстоятельствах безвременной кончины маленького осьминога.

– Очень жаль, – покачал он головой.

– Да я знаю, мне следовало настоять на том, чтобы их рассадили, но они почему-то были уверены, что все будет в порядке.

По крайней мере, один из двоих добрался и был выпущен в аквариум сытым и довольным жизнью.

Свой рабочий день я обыкновенно начинала с чистки клеток и кормления сов и певчих птиц. Также в мои обязанности входило следить за появлением у животных каких-либо симптомов той или иной болезни. Все это в сумме занимало обычно часа четыре, что давало мне много времени на размышления.

Я любила свою работу. Калтех был неотъемлемой частью моей жизни с восьми лет, но в последнее время меня начало беспокоить мое финансовое будущее. Серьезную карьеру в Калтехе без докторской степени было не сделать. Меня с непонятным мне упорством уже некоторое время заманивала какая-то компания, занимающаяся изучением воздушно-космического пространства, и у них, кажется, потихоньку начинало получаться. Должность была совершенно не в моем привычном поле деятельности, но деньги обещали по моим меркам весьма неплохие, плюс меня обещали обучить работе с операционными системами UNIX. И хоть биология всегда была и будет моей первой и истинной любовью, работа специалистом по UNIX открывала поистине невероятные горизонты. Уходить было мучительно больно, но я поговорила с доктором Пэнфилдом, и он заверил меня, что мои наблюдения за Уэсли останутся все столь же ценными. Так я могла поддерживать связь с лабораторией и не ощущать, что все пропало.

Я вернулась наверх за некоторыми принадлежностями и по пути заскочила в лабораторию Джона – постдока, работающего прямо под нами, «совологами». Не изменяя своей привычке, я прислонилась к лабораторной двери, собираясь с ним поболтать. Заходить внутрь я не решалась, поскольку боялась врезаться в один из захламленных шкафов и оказаться с ног до головы в его содержимом. Вернее, в его жителях. Дело в том, что в лаборатории Джона обитали несколько тысяч черных вдов, и именно их небольшие жилища, похожие на чашки Петри, стояли целыми колоннами на полках высоченных шкафов, доходивших до самого потолка. О том, что здесь произойдет в случае серьезного землетрясения, я старалась лишний раз не думать.

Особенно Джон трясся над своими «яслями», в которых располагались яйцевые камеры и только вылупившиеся паучата. Сюсюкая и кудахча над ними, как курица-наседка, он отселял малышей при помощи стеклянной трубки. Он аккуратно втягивал паучка в трубку, переносил к новой чашке и выдувал его в новый дом. Я всегда боялась, что какой-нибудь из этих крох заползет ему в рот в процессе, но такого, к счастью, никогда не происходило.

Джон часами напролет сортировал паучат, когда те вылуплялись. С ними он проводил даже больше времени, чем с людьми. Он считал, что они невероятно «миленько» подбираются перед прыжком. Я в конце концов заключила, что если постоянно на них смотреть, то начинаешь различать их крохотные лица, которые и впрямь обладали некой милой инопланетной привлекательностью. «Смотри, смотри! Они такие сладенькие, когда маленькие!» И они действительно были по-своему красивыми малютками. Не такими, как тощие, длинноногие взрослые особи, а более, э-э-э, миловидными.

В какой-то момент мне стало казаться, что Джон потихоньку съезжает с катушек. Он начал таскать черных вдов домой. Потом он запретил любые манипуляции со своим двором, поскольку они могли навредить диким паукам, так что его двор довольно быстро зарос и покрылся гигантскими сетями паутины. А потом стал профессором биологии в другом престижном университете.

Несмотря на все свое обаяние, Джон был холост. Такой мужчина пропадал! Сама я, правда, даже помыслить не могла об отношениях с человеком с таким специфическим увлечением. Как прикажете растить детей в доме, кишащем черными вдовами?