Книга Сова по имени Уэсли - Стэйси О'Брайен

ДОЖДЛИВЫМ УТРОМ в День святого Валентина в 1985 году я влюбилась в сипуху четырех дней от роду. Я уже год как работала в Калтехе (Калифорнийский технологический институт), и в тот день один из ученых пригласил меня к себе в кабинет. Он рассказал мне о совенке со сломанным крылом и добавил: «Стэйси, ему нужен настоящий дом».

Совенок был совсем крохотным и беззащитным, он мерз и даже не мог сам поднять головку. Глазки у него еще не открылись, и, если не считать пучка белых пуховых перышек на голове и трех полосок пуха на спине, тельце его было голым и розовым. Меня покорило, как бестолково он выглядит. Я никогда не видела существа более прекрасного в своей беззащитности. О, как же он был неуклюж! Его длинные тощие лапки нескладно торчали из тела, а еще слишком большие для них когти беспорядочно царапали всех, кто держал его в руках. На месте крыльев у него пока были два маленьких отростка, а громоздкая голова, делавшая его похожим на птеродактиля, беспомощно болталась из стороны в сторону. Он будто был собран из кусочков нескольких разных животных.

В обычной ситуации его поместили бы в центр реабилитации, где вскормили бы и приучили к жизни в дикой природе с помощью муляжей сов. Так биологи обычно растят птенцов, чьи виды оказались на грани вымирания – например, канадских журавлей или калифорнийских кондоров, – прежде чем выпускать их на волю. Но у этого малыша оказался поврежден нерв в одном из крыльев, и, хоть однажды он, быть может, и научился бы летать и даже иногда охотиться, больное крыло никогда не набрало бы достаточно силы, чтобы позволить ему выживать самостоятельно.

Как и все сипухи, малыш пах кленовым сиропом, но менее сладко – будто бы ирисками и мягкой подушкой одновременно. Многие биологи в Калтехе, где я работала и училась, частенько зарывались носами в перья на шее сов и вдыхали этот нежный, сладкий аромат. Он невероятно пьянил.

В нашей научной группе по исследованию сипух были ученые со всего мира. Семейство сипух насчитывает целых семнадцать видов, обитающих на всех континентах, кроме Антарктиды. Мы работали с Tyto alba – единственным видом, который живет в Северной Америке. Эти птицы встречаются по всему материку: от Британской Колумбии, через северо-восточные и до самых южных штатов, а также в некоторых регионах Южной Америки и Старого Света. Взрослые особи размером с ворона, примерно 18 дюймов от головы до хвоста, весят лишь около фунта, но размах их крыльев весьма внушителен и достигает почти четырех футов (три фута и восемь дюймов в среднем)[1]. А еще сипухи невероятно красивы – перья у них обычно белого с золотым окраса, а лицевой диск в форме потрясающе милого белого сердечка.

Но сердца тех, кто с ними работает, сипухи завоевывают не красотой, а характером. Все до единого ученые в Калтехе очень сильно привязались к своим птицам. Сова одного здоровяка как-то раз попыталась сбежать через вентиляционную систему здания и там поранила обо что-то лапу. А совы, надо сказать, очень чувствительны и нервозны. Рана была пустяковой, и ее моментально обработали, но сова, хоть ей и не было больно, отворачивалась от всех и отказывалась от еды. В те же сутки она умерла. Ее так сокрушило произошедшее, что она просто потеряла волю к жизни, и никто из нас не мог ничего с этим сделать. Когда ее не стало, тот детина, всхлипывая, долго баюкал ее тело на руках. Вот как глубоко в наших сердцах эти совы свили свои гнезда.

Такое трагическое поведение – не редкость для по натуре чувствительных и тонко организованных сов даже в дикой природе. К примеру, совы обычно выбирают себе одного партнера на всю жизнь и, когда он погибает, чаще всего не ищут ему замену. Вместо этого они поворачиваются лицом к дереву, на ветке которого сидят, и смотрят так в одну точку в глубочайшей депрессии, пока не умрут. Столь неизбывная печаль – яркий пример того, как горячи их чувства и глубока преданность партнеру. Таков Путь Совы.

Я переняла страстную любовь к животным от отца, который работал в одной из лабораторий Калтеха – лаборатории реактивного движения, сколько я себя помню. Он частенько брал нас с сестрой Глорией с собой в открытый океан, а иногда водил нас в Национальный парк Анджелес, начинавшийся практически у нас за забором. Он учил нас наблюдать за животными, не тревожа их, и каждая встреча с очередным зверьком была будто контакт с разумной формой жизни из другой вселенной, такой необычной и в то же время знакомой. Тогда я поняла, что у каждого животного есть своя неповторимая личность. Для меня завоевать доверие нового зверя было так же, как для астронавта – поговорить с инопланетянином.