Книга Иосиф Сталин в личинах и масках человека, вождя, ученого - Борис Илизаров

Самым жестикулирующим и позирующим оратором в XX веке был Гитлер, а самым манифестирующим в ответ фюреру народом – очарованные им тогда немцы. Имея врожденный талант, Гитлер дополнительно брал актерские уроки мимики и жеста. В его личном архиве сохранились фотографии, отражающие разные этапы усвоения Гитлером богатейшего кинетического языка. В исторической памяти человечества еще не скоро поблекнут видения марширующих толп с вытянутыми вверх руками, символизирующими римские приветствия фашистов и национал-социалистов или – людских колонн, поднимающих рот-фронтовский кулак как символ единения и силы коммунистов в СССР, в Европе, в маодзэдуновском Китае.

В отличие от бурно жестикулировавшего XX века, века мобилизованных толп и их размашистых предводителей, европейский XIX век культивировал аристократическую мимическую сдержанность и даже жестовую скупость. Вспомним правила публичного поведения английской имперской аристократии или блестящей французской салонной интеллигенции и буржуазии, распространявшиеся на большей части образованной Европы, включая Россию. Вспомним лермонтовского Печорина, не позволявшего себе при ходьбе лишней отмашки рукой и подражавшего в этом байроновскому Чайльд-Гарольду, или нарочито холодную маску Андрея Болконского – русского аристократического героя романа Льва Толстого. Их благородство и душевная сила особо подчеркивались сдержанностью жестикуляции и мимики, что само по себе имело знаковый характер. «Простолюдин» и «инородец» как в Европе, так и в России тем всегда и выделялся, что был «вульгарен», то есть более кинетически раскован, а его «язык» тела резко отличался от пластического языка окультуренного единоплеменника. Понятно, что художественная литература отражает лишь тенденцию, и все же нетрудно подметить культуры и целые эпохи, в которых кинетика играет то более, то менее заметную роль. Например, тщательно разработанные кинетические композиции мимов, ораторов и риторов Древней Греции, блестящих адвокатов Древнего Рима, особо сдержанную пластику японского воина-самурая или просвещенного китайца, воспитанного на конфуцианских канонах. Более всеобщ язык танцев народов Древнего и Нового мира, уже в древности ставший для многочисленных народов Индии универсальным языком многонациональной культуры. Еще более универсален эмоциональный язык человечества. Знаками этого языка выступают: улыбка, смех, выражения грусти, страха, просьбы, благожелательные или агрессивные жесты и т. д.[1271] Несмотря на цивилизационную пропасть, отделявшую моряков Колумба от индейцев Америки, они сразу же применили мимико-жестовый язык общения. Бесконечно разнообразен, но и абсолютно космополитичен (и биологически, и социально, и культурно) сексуальный язык человеческого тела. Без сомнения, язык тела, причем тела любого живого существа, в котором слито все: кинетика, мимика, жест, запах, звук, прикосновение и т. д., так же древен, как сама жизнь. Даже начало мирозданию, начало самому космосу было дано, как утверждает Ветхий Завет, единым и слитным творческим порывом-движением: «сотворил Бог…»

В отличие от сравнительно сдержанного на жестикуляцию европейского XIX века, в XX веке, столь богатом на многие новшества и разного рода социальные и технические революции, произошла к тому же тихая кинетическая революция, связанная с развитием средств передачи массовой визуальной информации. С конца XIX – начала XX века визуальные кинетические языки благодаря своей удивительной общепонятности быстро догоняли, а временами и опережали в своем развитии и международной распространенности языки фонетические. Если в свое время фонетические языки метрополий господствовали лишь на пространствах собственных колоний, то визуальные языки мимики, жеста, светотени и цвета различных видов изобразительной рекламы и универсальные системы ее пиктографической «письменности» стали ныне первыми общечеловеческими средствами передачи информации на уже вполне оформившемся мировом рынке товаров. Тогда же рекламу стала догонять универсальность живописи, скульптуры, графики, вырабатывавших не только всеобщие языки и семантические коды, но и впитавших в себя национальные и расовые стереотипы, вкусы и приемы визуального выражения, сделав их элементами культуры общемировой. В начале XX века даже театр благодаря революционным кинетическим экспериментам Вс. Мейерхольда и хореографическим новациям Айседоры Дункан пытался преодолеть культурно-региональную ограниченность европейского театра, танца и художественного слова. И рекламу, и живопись, и экспериментальный театр, в свою очередь, перегонял практически полностью космополитичный визуальный язык мирового кинематографа. Пластика немых героев Чаплина или Эйзенштейна, других мастеров была понятна без слов и в кинотеатрах Европы и Нового Света, и в сельском клубе сибирской деревни, и под травяной крышей африканского бунгало. Но это продолжалось до тех пор, пока слово не зазвучало и с киноэкрана, что сделало на время и кино (до появления телевидения) фактором национальной культуры. Мультипликация внезапно оживила в XX веке незапамятную эпоху анимизма, одушевляя и очеловечивая камни, море, звезды, ветер, зверей, то есть природу, животных, фантастические существа. Нечего и напоминать, что язык современной анимации понятен без слов на всех континентах как взрослым, так и детям. Специфические пиктографы и иероглифы в качестве унифицированных знаков на автодорогах всех континентов современного мира – еще один пример складывающегося ныне общемирового символического языка и его письменности.

Не думаю, что кинетическая (ручная) теория происхождения общечеловеческого языка Н. Я. Марра как-то повлияла на первых изобретателей массовой жестовой символики тоталитарных режимов XX века или на формирование визуальных языков рекламы, автодорог, мультипликации и др. Скорее наоборот, Марр в 20-х годах зорко подметил первые признаки начавшегося мирового кинетического бума. К тому же в концепции Марра речь шла не о современном параллельном сосуществовании и взаимодействии фонетической и кинетической речи или языков, а о последовательном, стадиальном развитии общечеловеческого языка, где кинетика была исторически первична, поскольку выделилась из нерасчлененного, еще, по существу, животного языка тела. Фонетический же, членораздельный язык в концепции Марра был вторичен и даже – третичен. Напомню, по Марру, «ручной язык», «язык жестов» длительное время предшествовал стадии развития фонетических языков всего человечества. Однако Сталин ни в своей первой статье, ни в ответах аспирантке Е. Крашенинниковой и профессору Г. Санжееву ни разу не затронул проблему ручной речи (языка тела) в трактовке Марра.

Правда, еще в то время, когда Сталин занимался редактированием статьи А. Чикобавы, он пусть и закулисно, но все же высказался резко против этой фундаментальной идеи Марра. Антимарристские аргументы Чикобавы состояли в том, что, во-первых, предположение о первичности ручного языка сделал еще до Марра Вильгельм Вундт – известный философ, физиолог, психолог и, конечно же, «идеалист» (но мы напомним, что много раньше эту же мысль высказал Дж. Вико), а во-вторых, в древности ручная речь не могла иметь большого значения как средство общения, так как в темное время суток («при отсутствии света», – подчеркивал Чикобава) она бесполезна. Сталин из первого варианта статьи Чикобавы весь этот пассаж выкинул, возможно, сочтя его аргументацию не очень серьезной[1272]. Любопытно, что спустя два с половиной десятилетия после дискуссии и замечаний Чикобавы в адрес Марра известный современный отечественный лингвист академик Вяч. Вс. Иванов, в свою очередь, отметил такое преимущество ручной сигнализации у приматов, гоминид и первобытных людей, как возможность днем молча общаться жестами с детенышами при потенциальной опасности нападения хищников. «Поэтому, – замечает он, – наличие функциональных различий между звуковой сигнализацией, допускаемой только в определенных условиях, и жестовой коммуникацией может быть древнее человеческого общества»[1273]. Иначе говоря, принципиальное функциональное различие между звуком и жестом как разными средствами сигнализации наблюдается не только у человека, но и у большинства животных и действительно относится к глубочайшей древности. Марр же попытался установить не только их отличие, но и их особые роли и последовательность в истории человечества.