Книга «Князья, бояре и дети боярские» - Михаил Бенцианов

Те же выводы применимы для группы «Шереметевских». Отец и младший брат А.К. Шеремета Беззубцева служили Андрею Углицкому. Вероятно, и сам он находился на службе при углицком дворе, который был ликвидирован в 1491 г. Это предположение подтверждается наблюдениями над владениями его «людей»: Л., Г., И. Федосовы и их зять И. Кононов получили земли «новосведеного» Л.И. Федотьина[202]. Испомещение нескольких групп слуг московских бояр (за исключением «людей» князей И.Ю. Патрикеева и С.И. Ряполовского) проводилось, видимо, на протяжении 90-х гг. XV в.

Более существенные результаты дает сопоставление времени возможных пожалований с проведенной в 1499 г. конфискацией церковных земель. Эта тема (на примере Деревской пятины) была рассмотрена А.А. Фроловым, который обосновал тезис о двух волнах конфискаций: 1478 и 1499 гг.[203]

Описание поместий, созданных из владычных и монастырских земель, приписывалось в конце (реже в самом начале) описания каждого погоста. Эта закономерность прослеживается в писцовой книге Водской пятины. Поместья, сформированные из церковных земель, появились после 1499 г. Кабальные грамоты И.Ф. Новокщенова позволяют уверенно датировать его появление в Новгородской земле концом 90-х гг. XV в. С.И. Циплятев в 1493 г. был мужем на суде в Белозерском уезде. Его брат Елизар, известный впоследствии дьяк, упоминается в приписках к тексту писцовой книги Д. Китаева. Оба они были пожалованы новгородскими поместьями на рубеже веков. В 1500 г. поместья в Водской пятине достались также В. и А.Г. Калитиным, родной брат которых Семен числился владельцем бывших владычных земель[204].

В Деревской пятине волость Лопастицы, бывшее владение Аркажа монастыря, перешла к сыновьям князя А.А. Шемяки Шаховского. Эта волость сохраняла свою прежнюю владельческую принадлежность в 1483 г., то есть не была конфискована сразу после завоевания Новгорода. Упомянутый А.А. Шемяка служил в уделе Андрея Углицкого. Переселение его сыновей в Новгородскую землю произошло в 1490-х гг., о чем свидетельствует и неразделенность их поместья во время описания[205].

Присутствие в тексте писцовых книг указаний на территориальную принадлежность («Якуш Черной Пущын звенигородец» и пр.) также, скорее всего, является следами испомещений «по спискам».

В большинстве случаев для поздних раздач было характерно наличие значительного числа прежних собственников, в том числе мелких. Поместья раздавались безлико, как свободные участки земли.

Менее определенно можно говорить о более ранних поместных раздачах. Анализ землевладения «сведенных» бояр первых волн репрессий позволяет выявить круг лиц, которые могли получить поместья уже в первой половине 1480-х гг. Для ряда помещиков единственным прежним владельцем выступал, например, Б. Есипов. Некоторым из них принадлежали смежные участки.

При отсутствии точных критериев в большинстве случаев приходится ограничиваться расплывчатыми временными рамками создания поместий – середина 80-х – 90-е гг. XV в. Для значительного числа сподвижников Ивана III время получения новгородских поместий не совпадает с границами «аристократического» этапа, выделенного Г.В. Абрамовичем. Большую часть владений М.А. Колычева и М.Я. Русалки составили земли «новосведенных бояр». В самом конце XV в. началась служба для князей В.Д. Холмского и В.В. Чулка Ушатого[206]. Представители знати продолжали получать крупные пожалования и после передачи Новгородской земли в ведение наследника, будущего Василия III. Князь В.Д. Холмский был пожалован волостью Смерда в Деревской пятине после окончания писцового описания 1499 г.[207] После конфискаций церковных земель 1499 г. земли Никольского Неревского монастыря достались А. и Ф.С. Колычевым, а также Е.И. Циплятеву. Концом 1490-х гг. стоит датировать появление князей Мещерских в Бежецкой пятине. До 1502 г. земли Федорова монастыря были отданы «конюшему» И.А. Черному Колычеву[208].

Первые поместные раздачи не имели системного характера. Начавшиеся в 1478 г. выселения новгородских бояр были осуществлены в несколько приемов. Кое-кто из местных бояр, вероятно, даже смог увеличить свои владения после конфискаций[209]. Основной массив конфискованных земель перешел в дворцовое ведомство, а также составил фонд кормленских земель. Поместья имели вспомогательный характер. Московскую администрацию интересовало расширение дворцового хозяйства, а не наращивание военной структуры через поместные раздачи.

В отличие от жалованных вотчин и поместий центра страны новгородские поместья не были освобождены от «обежной дани». Это обременение зачастую приводило к разорению помещиков. Уже в 1505 г. запустело поместье А. Мякинина: «Писец Матвей Валуев положил на те деревни оброк тяжел, и иные деревни с того оброку запустели». Позднее Некраско Образцов был «пойман да сидит в Новегороди в тюрме в цареве да в великого князя дани в обежных денгах, за прошлые лета не плачивал». Платежные книги упоминают также случаи конфискации поместий «в приметных денгах»[210]. Помещики должны были заботиться о состоянии вверенных им крестьянских хозяйств. В поместных грамотах было обозначено требование: «Чтобы великих князей дань и посошная служба не залегла; а доспеют пусто… платити самим, а от великих князей быти им в том в опале»[211].

В ряде случаев стоит отметить молодость первых помещиков. Братья Трусовы-Воробьины, например, получившие свое поместье еще в 1482 г., известны по упоминаниям в 30-х гг. XVI в. Еремей Трусов Воробьин в 1536 г. ездил с посольством в Швецию. Его имя встречается в писцовой книге конца 1530-х гг. Здесь же упоминается и его брат Ермолай. Молодостью этих помещиков объяснялись скромные размеры их владений. По «старому» письму поместье Еремы Трусова Воробьина составляло 12 обеж, его брата Мити – 19 обеж, а Ермолы – 18 обеж, что предопределило необходимость будущих «придач»[212].