Книга Кислый виноград. Исследование провалов рациональности - Юн Эльстер

И снова у Смаллиана есть история. «Совершенно дзенское происшествие», которое проясняет еще один аспект этой проблемы:

Это история о мастере дзен, который выступал с проповедью перед монахами возле своей хижины. Внезапно он ушел в хижину, заперся там и поджег ее, а потом крикнул: «Пока кто-нибудь не скажет правильные слова, я отсюда не выйду!» Все отчаянно пытались сказать их, и, конечно же, у них ничего не вышло. Опоздавший монах захотел выяснить, что здесь за переполох. Один из монахов взволнованно объяснил ему: «Мастер заперся внутри, поджег хижину, и, пока кто-нибудь не скажет правильные слова, он не выйдет!» На что монах сказал: «О боже!». После этих слов мастер вышел из хижины[149].

Далее Смаллиан объясняет, какой урок следует извлечь из истории. Оказывается, она повествует о самоподрывном характере, который порой присущ инструментальной рациональности:

Очевидно, что мастер хотел получить совершенно спонтанный ответ. Любой ответ, который был «заточен» на то, чтобы убедить его выйти, в силу самого своего факта был неудачен. Когда припозднившийся монах сказал «О боже!», он не пытался сказать что-то правильное, он не говорил это в надежде на то, что его слова заставят мастера выйти, он просто испугался! Если бы кто-то другой сказал «О боже!» с целью заставить мастера выйти, тот, скорее всего, это бы почувствовал и не вышел.

В данном случае приказ «Скажи правильные слова», будучи противоположностью патологических армейских случаев, должен быть выполнен, но ему нельзя следовать. Это может показаться крайне противоречивым, как если бы кто-то сказал: «Делай так, как я хочу, но не потому, что я тебе велю». Однако такой приказ становится понятен с точки зрения подвида (4), о котором говорилось выше. Можно отдать приказ в надежде, что он некими нестандартными каузальными средствами вызовет действие, которое фактически его выполняет. Действительно, это типичный дзенский коан, иллюстрирующий непрямую технологию, которую использовал крестьянин из басни Лафонтена.

То, что некоторые парадоксальные инструкции одновременно ведут и к мудрости, и к безумию, поражает и заставляет о многом задуматься. Согласно теории двойного послания, у человека, пытающегося выполнить невозможные и противоречивые требования, одним из важных классов которых являются прагматически противоречивые требования, может развиться шизофрения. Практика дзена использует те же самые средства, но с целью освободить человека от навязчивого увлечения инструментальной рациональностью и привычки относить все на свой счет. Приказ быть спонтанным, отданный супругой, которая вас пилит, поставит вас в тупик, когда же его отдает мастер дзен, он, наоборот, может из тупика вывести.

II.5. Попытки произвести впечатление

Вполне очевидно, что в целом нельзя вызвать у другого человека ментальные состояния при помощи приказов. Внешнее поведение может реагировать на приказы, но не на намерения, лежащие в их основе. Чтобы произвести ментальное состояние в другом человеке, обычно прибегают к невербальному поведению или к вербальному поведению, отличному от приказов. Здесь я буду рассматривать самоподрывное желание произвести впечатление на других людей. Общая аксиома в данном случае состоит в том, что ничто не впечатляет так мало, как поведение с целью произвести впечатление. «Man merkt die Absich. und wird verstimmt»[150]. Но эта тема требует более подробного освещения.

Я воспользуюсь замечанием Поля Вена о том, что старания художника «épater la bourgeoisie» [эпатировать буржуазию] – попытка вызвать в других людях состояние, являющееся по сути своей побочным продуктом[151]. Буржуазию (по крайней мере, умеренно просвещенную) это не только не шокирует, ей даже льстят такие попытки, поскольку она знает, что тем самым ей делают честь. Она догадывается, что тот, кто решает намеренно эпатировать ее, самым тесным образом с ней связан, подобно тем, кто пытается подражать ее образу жизни, и, как и они, наверняка потерпит неудачу, хотя и по иным причинам. Реальная угроза буржуазии исходит не от enfants terribles, большинство из которых происходит из ее собственных рядов и в них же в конечном счете вернется, а от тех, кого совершенно не заботит то, как буржуазия относится к их образу жизни.

Другие случаи несколько сложнее. Возьмем следующую характеристику, данную А. Дж. П. Тейлору Бернардом Криком: «Тейлор – замечательный автор: он не только не останавливается, чтобы посмотреть, что подумают его коллеги, ему даже нравится их шокировать»[152]. При первом чтении здесь видится противоречие. Крик, сначала приписывая своему герою нонконформизм, далее описывает его как антиконформиста. Однако, как я утверждал в разделе I.3, антиконформист – всего лишь негатив раба моды, который вынужден постоянно следить за тем, что выбирает большинство, чтобы случайно не совпасть с его выбором. Антиконформист ничуть не меньше конформиста вынужден оглядываться на других. Но, быть может, Крик просто имел в виду, что, когда у Тейлора обнаруживаются взгляды меньшинства, ему это нравится. Или мы можем опять опереться на различие, приведенное в II.3, и заявить, что вполне можно всячески предвосхищать и приветствовать тот факт, что вы оказываетесь в меньшинстве, но при этом в своем поведении никак не руководствоваться антиконформистскими намерениями (или влечением). В любом случае я считаю, что Джордж Оруэлл, биографом которого Крик был, выступает более удачным примером человека, который писал не для того, чтобы нравиться, эпатировать или выделиться. И это действительно воспринималось как эпатаж, тогда как причуды Тейлора так, по всей видимости, не воспринимались.

Пример с эпатированием буржуа используется Веном для введения, пожалуй, главной темы «Хлеба и зрелищ» – идеи, что дарение или «эвергетизм» в классической античности производил впечатление только в той степени, в которой он не был нацелен на произведение впечатления:

В экспрессивной рациональности и в том, как она приспосабливается к своей цели, есть нечто парадоксальное: она не может произвести своих эффектов, если она слишком рациональна. Человек, удовлетворенный собой и своим величием, не задумывается о том, какое впечатление он производит на других, и не станет его точно рассчитывать. И другие знают это: они знают, что подлинное выражение не обращает внимания на наблюдателей и не отмеряет своих эффектов. Человек, который много о себе возомнил и предается чрезмерным расчетам, не видит, как зрители смеются у него за спиной. Зрители не верят в слишком расчетливое выражение, поскольку истинное величие наслаждается само собой, только выражению, не стремящемуся произвести впечатление, удается это сделать[153].