Книга Кислый виноград. Исследование провалов рациональности - Юн Эльстер

А как насчет следования приказу любить, если взять его сам по себе? Я полагаю, что, хотя человек и способен следовать ему из любви, сама любовь не может установиться по приказу. Поэтому желать, чтобы другой любил вас, следуя приказу, иррационально. Согласно Полю Вену, подобное желание в Древнем Риме было характерно для плохих императоров и тиранов:

Сначала проведем различие, крайне значимое для античности, – между правителями, которых обожают, и правителями, которые требуют обожания; последние – тираны, желающие, чтобы их любили по приказу. В одной из трагедий Сенеки придворный тирана спрашивает своего господина: «Вы не боитесь, что общественное мнение обратится против вас?» Тиран отвечает, что самая сладостная привилегия царской власти в том, чтобы заставлять людей поддерживать, нет, восхвалять действия государя. По-настоящему могущественного человека узнают по тому, что он способен приказать себя восхвалять; когда царь может себе позволить лишь хорошее поведение, он, считай, уже потерял свою коронуй[144].

В армии различие между следованием приказу и его выполнением с дальнейшими разделениями, указанными выше, имеет важнейшее значение. Классика черного юмора – «Бравый солдат Швейк», «Уловка-22» и «Зияющие высоты» – всячески разыгрывает патологический потенциал данного аспекта армейской жизни. Вот что пишет Зиновьев о Советской армии:

[Патриот] с порога заявил, что получил десять суток за рапорт об отправке на фронт, но не видит в этом никакой логики, так как из Школы отчисляют на фронт пятьдесят человек, не имеющих к тому никакого желания. Уклонист заметил, что в этом как раз проявляется железная логика законов общества, ибо по этим законам судьбой Патриота заведует высшее начальство, а не он сам, и, подавая рапорт, Патриот выступил против этого закона, проявив намерение распорядиться своей судьбой по своей воле, и получил по заслугам[145].

На самом деле вся советская жизнь была пронизана этой установкой, а не только армия. В Советском Союзе эмиграция двусмысленным образом была и преступлением, и наказанием. Вас могли направить за границу лишь при условии, что вы не испытывали запретного желания покинуть страну – желания, которое было бы наказуемо эмиграцией, не будь это против «железной логики законов общества»:

И я был вынужден уехать по воле свободного народа. С той лишь только разницей, что я в конце концов сам захотел уехать, и потому меня два года не выпускали, ибо само мое добровольное желание выполнить желание и волю народа есть своеволие. А свободный народ не может этого допустить. Он даже свою волю в отношении меня хочет выполнять вопреки моей воле[146].

В подобных приказах сделать р скрыто присутствует приказ не желать делать р. Он отсылает к первой указанной мной разновидности следования приказу. Само по себе это извращение понятия приказа, который обычно является требованием совершить нечто, даже если делать это нет желания, но без дополнительного и бессмысленного требования не желать это делать. Суть приказа в том, что он может при необходимости опираться на (стандартную) каузальную эффективность, но вовсе не в том, чтобы обязательно работать посредством ее. Требование действительной эффективности во всех случаях усложняет, а не упрощает отправление власти. В обществе, основанном на систематическом смешении внешнего и внутреннего отрицания, понятие приказа деградирует еще больше: обязательство, которое не следует хотеть выполнять, поднимается до обязательства, которое следует хотеть не выполнять. В крайне утрированной и в то же время настораживающе точной картине советской жизни, нарисованной Зиновьевым, правители предпочитают, чтобы подданные повиновались вопреки своей воле, а не добровольно или просто равнодушно. Они, конечно, неспособны приказать подданным иметь или не иметь определенные желания, но, по крайней мере, могут выбрать среди имеющихся приказаний те, выполнению которых подданные будут противиться.

Этот феномен имеет родовое сходство с «Уловкой-22» Джозефа Хеллера: желание летать на истребителе доказывает, что вы безумны, и дает основания для отстранения от полетов при условии, что вы подали соответствующий рапорт, но просьба об отстранении доказывает, чтобы вы в здравом уме, а значит, можете быть допущены к полетам. Здесь патология кажется не такой яркой, поскольку выражение желания об отстранении от полетов является лишь достаточным, но не необходимым условием для службы. Однако подобная логика представляется достаточно извращенной, чтобы многие отмахнулись от «Уловки-22», посчитав ее диким преувеличением, не имеющим смысла даже в качестве гипертрофированного образа реальной тенденции. Поэтому весьма интригует следующее сообщение: «Одноногий мужчина, пытающийся получить пособие по инвалидности, был вынужден подняться по лестнице на четвертый этаж, чтобы попасть в зал, в котором происходил суд, решавший судьбу его прошения. Когда он туда добрался, суд постановил, что он не может получить пособие, потому что смог подняться по лестнице»[147].

Предок парадоксальных приказаний, которые обсуждала школа Пало-Альто, дягилевская фраза «Etonne-moi!» [Удиви меня!]. Есть ли в данном случае какой-то способ выполнения этого приказа или следования ему? Как можно удивить человека, который ждет, что его удивят? Реймонд Смаллиан указал на логические проблемы, присутствующие в варианте известного «парадокса экзамена»:

1 апреля 1925 года я лежал в постели с гриппом, или простудой, или чем-то еще. Утром мой брат Эмиль (он старше меня на десять лет) вошел в комнату и сказал: «Что ж, Реймонд, сегодня первое апреля, и я разыграю тебя так, как тебя еще никто не разыгрывал!» Вечером того же дня мать спросила меня: «Почему ты не идешь спать?» Я ответил: «Я жду, когда Эмиль меня разыграет». Мать обернулась к Эмилю и сказала: «Эмиль, пожалуйста, разыграй ребенка». Тогда Эмиль повернулся ко мне, и между нами произошел следующий диалог:

Эмиль: Итак, ты ждал, что я тебя разыграю, не так ли?

Реймонд: Да.

Эмиль: Но я не разыграл?

Реймонд: Не разыграл.

Эмиль: Но ты же ждал, что разыграю, так? Реймонд: Да.

Эмиль: Ну вот, я тебя и разыграл. Разве нет?[148]

Давайте немного модифицируем эту историю и предположим, что младший брат попросил старшего его разыграть. Более того, давайте предположим, что воздержание от розыгрыша (первого порядка) не было умышленным со стороны Эмиля. В этом случае розыгрыш (второго порядка) был бы выполнением приказа, хотя и не следованием ему. Аналогично, если бы собеседник Дягилева просто ушел, самодовольный маэстро, без сомнения, удивился бы, но мог бы не счесть это следованием его приказу. Это как сказать другому человеку «Будь автономным!», а в ответ услышать: «Да пошел ты!» Выполнение относилось бы к подвиду (4), потому что приказ фактически был бы каузально эффективным в индуцировании выполнения, как в случае моего сына, который рассмешил меня своим приказом смеяться.