Книга Хтонь. Человек с чужим лицом - Руслан Ерофеев

— Благодарю вас, Юрий Владимирович, но почему же вы вызвали меня сюда? — не утерпел Артем. — Неужели только из-за научного открытия, пусть и выдающегося? К тому же заслуга всецело принадлежит не мне, а Лунцу…

— Видите ли, товарищ Казарин, — задумчиво проговорил генсек. — Данное открытие очень важно для нас именно сейчас. Вы, конечно, в курсе, что вся информация по преступлениям на сексуальной почве на территории СССР строжайше засекречена. Но я имею полномочия раскрыть вам хотя бы ее часть. В лесных массивах Ростовской области и других регионов нашей страны начиная с 1978 года находят непростые трупы. Девочки, мальчики, молодые женщины… Их тела хранят следы противоестественного насилия, невероятных по жестокости пыток и даже каннибализма. «Советский Джек-потрошитель», или, как говорят на Украине, «злыдень писюкатый», пока остается неуловим… Но я более чем убежден, что с открытием феномена… как там его… — Андропов заглянул поверх очков в папку-«выручалку». — Ах да, «парадоксального выделительства»… Я уверен, что нам удастся изловить гадину! Ведь только теперь становится понятным, что маньяк неуловим потому, что также является «парадоксальным выделителем». Наверняка он — среди тех, кого уже задерживала милиция по подозрению в убийствах, но после проведения судебно-медицинской экспертизы отпускала. А вас я вызвал потому, что именно вам, как мне кажется, удалось наиболее глубоко проникнуть в тайны подсознания нелюдя. Я изучал материалы дела Лены Плотниковой и вижу, что на этого, как его там… Занюхина удалось выйти только благодаря вашим усилиям.

Артем вздрогнул: на мгновение ему показалось, что прозорливый «ловец душ» знает обо всех его жутких и непонятных видениях. Но Андропов продолжал рассуждать о другом — о том, что его, по-видимому, больше всего интересовало:

— Если ранее преступления на половой почве были характерны для загнивающего Запада, то в последнее время они все чаще стали происходить и в Советском Союзе. Долг партии и правительства — максимально оперативно пресекать деятельность таких преступников! Мы никому не позволим калечить и убивать наших женщин и детей. Они нам для другого потребны…

— Для чего? — осмелился спросить Казарин.

— Советские люди должны производить на свет новых советских людей, которые будут бороться за дело коммунизма до полной и окончательной его победы во всем мире! — убежденно заявил генсек.

— Людей, которые рисуют говном на стенах сортиров… — еле слышно проговорил Артем.

— Простите, что? — удивленно переспросил Андропов.

— Ничего, это я так, о своем… — отвечал Казарин.

— Наступают мутные времена… — вдруг задумчиво протянул «жандарм в смокинге».

— Смутные? — переспросил Артем.

— Нет, именно мутные — твердо поправил генсек. — Великий корабль с надписью «СССР» на борту дал течь. В трюме орудуют крысы, которые изгрызли в труху переборки некогда могучего остова и того гляди доберутся до обшивки судна, а тогда — всему конец! Вас только что провели мимо Царь-пушки. Знаете ли вы, что еще недавно в нее засовывали туловищем проституток, которых завозили сюда целыми автобусами, оголяли им зады и совершали групповые половые акты? Давно пора дать пинка под жопу этой разложившейся брежневской гопе! — зло заключил Андропов и вдруг продолжил уже совсем другим тоном, задумчиво и грустно: — «Время человеческой жизни — миг. Ее сущность — вечное течение. Ощущение смутно, строение всего тела бренно. Душа неустойчива, судьба загадочна, слава недостоверна. Одним словом, всё относящееся к телу подобно потоку, относящееся к душе — сновидению и дыму. Жизнь — борьба и странствие по чужбине, посмертная слава — забвение». Знаете, кому принадлежат эти удивительные строки?

Артем отрицательно покачал головой.

— Это величайший мыслитель древности — Марк Аврелий! — пояснил генсек. — Между прочим, любимый философ Льва Толстого… Печальные, горькие строки. И вместе с тем — какая ирония! Ведь в свободное от философии время Марк Аврелий был императором великого Рима! И этот совсем не героический властитель находил в себе силы прогнать вселенский сплин — и раз за разом латал трещавшую по швам империю, одерживая блистательные победы над варварами и усмиряя мятежные провинции огнем и мечом!

Андропов замолчал, глубоко задумавшись о чем-то своем. И Казарин понял, что он ощущает себя таким же «не героическим» императором, красным цезарем, на которого судьба возложила тяжкую ношу — управлять неуклюжим, разваливающимся на куски кораблем Великой Советской империи. И еще — он понял, что Андропову осталось жить совсем недолго, и тот об этом знает.

Провидец-генсек, словно читая мысли Артема, задумчиво продекламировал:

Да, все мы смертны, хоть не по нутру Мне эта истина, страшней которой нету. Но в час положенный и я, как все, умру, И память обо мне сотрет святая Лета. Мы бренны в этом мире под луной: Жизнь — только миг (и точка с запятой); Жизнь — только миг; небытие — навеки. Крутится во вселенной шар земной, Живут и исчезают человеки. Но сущее, рожденное во мгле, Неистребимо на пути к рассвету. Иные поколенья на Земле Несут все дальше жизни эстафету.

— Чьи это стихи? — спросил Андропова Казарин.

Но генсек не ответил, и Артем догадался — его, Андропова, стихи.

— «Иные поколенья на земле несут все дальше жизни эстафету», — с нажимом повторил Юрий Владимирович Андропов, философ, поэт, «жандарм в смокинге» и страшный сон советских диссидентов. — И мы не позволим никаким извергам прореживать стройные ряды этих поколений, восходящих к светлым далям коммунизма!

Казарин вдруг поморщился и нащупал языком дырку в коренном зубе, оставшуюся на месте пломбы, которую час назад не слишком деликатно выковырнули при досмотре андроповские шестерки. Чем-то она им не понравилась, будто дупло, которое она запечатывала, было столь велико, что Артем мог спрятать в нем наган и устроить покушение на жизнь генсека. Теперь зуб напомнил о себе тупой дергающей болью.

— Угу… — не утерпел Казарин. — Конечно. Не позволим. Мы их сами проредим. Как в тридцать седьмом году…

Он всегда недолюбливал людей, чья рука так или иначе касалась окровавленной рукояти «карающего меча революции» — ЧК, ГПУ, КГБ. Вот и теперь обида за невинно осужденного отца прорвалась наружу — в самый неподходящий момент, какой только можно было придумать. Бывший шеф КГБ, а ныне — глава Советского государства Юрий Владимирович Андропов мог стереть его, Казарина, в лагерную пыль одним движением брови — легче, чем отпустить темнокожую массажистку, подаренную ему африканским «социалистическим» князьком взамен на братскую интернациональную помощь детским питанием и «калашами».

Но генсек вместо этого деревянно улыбнулся и сказал:

— Хотите анекдот? — И, не дожидаясь ответа, продолжил: — Что будет, если Андропов возьмет пример с Ежова? Ежоповщина!