Книга Людовик Святой и его королевство - Альбер Гарро

Так крестоносцы вошли в город без боя. Король прибыл туда во главе процессии в три часа пополудни. Он отправился прямиком в мечеть, которую в 1219 г. христиане превратили в церковь Пресвятой Девы, и велел пропеть «Те Deum» легату и всем прелатам войска.

Король провел лето в Дамьетте, вплоть до окончания разлива Нила. Он дожидался своего брата Альфонса де Пуатье, который должен был привести ему подкрепление из Франции. За это время крестоносцы восстановили городские стены; в укрепленном городе остались королева с дамами и ранеными. Лагерь самих крестоносных войск находился вне стен.

* * *

После этого первого неслыханного успеха, в который едва могли поверить «профессионалы» по ведению войн в Святой земле – рыцари Орденов тамплиеров и госпитальеров, – все стали тешить себя надеждой, что завоевание Египта, а потом и Палестины произойдет без трудностей. Войско было хорошо снабжено и ежедневно возрастало за счет новых рекрутов – христиан Морей, рыцарей из Европы. Сарацины обращались в христианство, что было самым пламенным желанием Людовика Святого.

А в Каире сарацины уже считали себя побежденными. Однако султан не умер. Разъяренный бегством своих отрядов, он велел повесить 50 человек из тех, кто ими командовал. Хоть он и был больным, все же повелел отвезти себя в Мансур, чтобы преградить путь крестоносцам. Он послал вызов французскому королю на 25 июня. Людовик Святой ответил, что он вызывает его не только на этот день, но и на все прочие – разве что султан примет христианство. Именно 25 июня начался разлив Нила, обрекший французскую армию на бездействие. Рыцари со своими людьми проматывали свою добычу на празднествах; глазам короля предстала позорная картина: тщеславие, ненависть, зависть царили повсюду. Жуанвиль пишет: «Господь может сказать нам то же самое, что сказал сынам Израилевым: "Они ни во что не ставили столь желанную землю". И что рек он потом? Он сказал, что они забыли Бога, спасшего их. И я вам расскажу дальше, как мы тоже позабыли о нем».

Он продолжает: «Люди короля, коим следовало бы снисходительно удерживать купцов, сдавали им место внаем, причем столь дорого, что те освободили лавки, где продавали свои продукты, и по другим станам прошел слух об этом, отчего многие купцы отказывались ехать в лагерь. Бароны, кои должны были хранить свое добро, дабы использовать его к месту и ко времени, принялись задавать пиры с горами мяса. В городе увлеклись дурными женщинами, отчего король по возвращении из плена распрощался с большинством своих людей. И я спросил его, зачем он так поступил, и он мне ответил, что на расстоянии брошенного камешка вокруг его шатра люди, с коими он расстался, устроили увеселительные места – и это в то время, как войско претерпевало великую нужду».

Большая часть сеньоров была сами себе хозяевами, ибо они участвовали в походе на свои собственные средства, и король пользовался властью над ними и их сопровождением только в отдельных случаях – и то они не всегда ему повиновались.

Сам граф Артуа не уважал своего брата; он поссорился с Гийомом Длинным Мечом и его англичанами, которые из-за этого ушли в Акру, хотя Людовик Святой и говорил им, что не одобряет поведения своих людей и боится, как бы их гордыня не навлекла на них гнев Божий. Впрочем, Длинный Меч вернулся в Дамьетту в ноябре. Султан предложил крестоносцам выгодный мир, но его отвергли из-за тщеславия графа Артуа. Жуанвиль рассказывает, что баронам запретили всяческие стычки, дабы избежать бессмысленных потерь; однажды по тревоге он пришел в королевский шатер и попросил разрешения сразиться с язычниками, но король дал решительный отказ. Однако Жуанвиль застал короля в доспехах, в окружении достойных мужей, также вооруженных. Их звали Жоффруа де Сержин, Матье де Марли, Филипп де Нантей и Эмбер де Боже, коннетабль Франции.

Один рыцарь по имени Гоше, из дома Шатийонов, велел вооружить себя с ног до головы и бросился на врага с кличем «Шатийон!», подстрекаемый своими людьми. Но лошадь сбросила его, и прежде чем он смог подняться, четыре сарацина набросились на него и нанесли множество ударов. Французы отбили его, но рыцарь вскоре умер от ран. Король не стал жалеть об этом и сказал, что не хотел бы иметь и тысячу подобных Готье, которые вступали бы в бой без его приказа.

Бедуины выставили дозоры и убивали всех христиан, отдалявшихся хоть немного от лагеря поодиночке. Ночью они проскальзывали мимо стражей крестоносцев, заползали в шатры, убивали спящих отдельно и отрезали им головы, чтобы унести, ибо султан пообещал награду в безант золотом за принесенную ему голову крестоносца.

Король приказал, чтобы конные дозоры, мимо которых сарацины могли легко проскользнуть, заменили пешими патрулями; наконец, он повелел окружить лагерь широким рвом, чтобы воспрепятствовать налетам вражеской кавалерии. Каждый вечер арбалетчики и сержанты вставали на караул возле рвов и въездов в лагерь.

Миновал праздник святого Ремигия, но вестей от графа Пуатье не было. Король и бароны забеспокоились, а легат распорядился о процессиях в церкви Дамьеттской Богоматери в течение трех суббот, на исходе которых граф прибыл. Он взошел на корабли в Эг-Морте 25 августа 1249 г. со своей женой Жанной, дочерью графа Тулузского, графиней Артуа и значительными отрядами. 24 октября он высадился в Дамьетте.

Состоялся новый совет всех баронов, дабы решить – нападать на Александрию или Каир. Обсуждался вопрос, стоит ли захватывать Александрию, прекрасный порт, но не столь укрепленный, как Дамьетта, во время разлива Нила; операция могла увенчаться успехом; однако король предпочел присоединиться к тем, кто хотел дождаться подкреплений, обещанных его братом. Быть может, он боялся распылять свои отряды во вражеской стране, где сложно было поддерживать сообщение. На сей раз Пьер Моклерк и большая часть баронов посчитали, что надо осадить Александрию. Граф Артуа, напротив, хотел идти прямо на Каир, столицу султана, потому что, говорил он, чтобы убить змею, надо раздавить ей голову. Король последовал совету своего брата; к тому же посланники одного из сарацинских военачальников, брата которого султан после утраты Дамьетты казнил, тайно пообещали, что сдадут королю Каир без сопротивления, дабы отомстить за сию казнь.

20 ноября 1249 г., с наступлением Рождественского поста, король с войском наконец пришли в движение, направившись к «Египетскому Вавилону», как посоветовал граф Артуа.

Вести немедленно достигли Мансура, где умирал султан. Он вновь обратился к Людовику Святому с мирными предложениями: возвратить земли, некогда принадлежавшие Иерусалимским королям, равно как и христианских пленников, в обмен на Дамьетту. Людовик Святой отказал, полагая, что если он оставит султана владеть Египтом, тот не замедлит при первой же возможности снова отвоевать Палестину; впрочем, султан умер и занявший его место эмир прервал переговоры.

Король оставил с королевой сильный гарнизон в Дамьетте. Когда он выступал в поход, то уже был болен.

* * *

Войско в боевом порядке покинуло дельту Нила, поднявшись по правому берегу притока к Дамьетте. Проходя, отряды грабили всех на своем пути. Людовик Святой запретил убивать женщин и детей, приказав, чтобы их приводили для крещения; он потребовал также, чтобы по возможности мусульман брали в плен, а не убивали. Сарацины же следовали за обозами по пятам.