Книга Расколотое небо - Светлана Талан

– Скорее всего, на неделю, не меньше. Поэтому у тебя есть время еще раз хорошо подумать. Не забывай, что все равно тебя заставят вступить в коммуну. Поэтому прислушайся к моему совету: сделай все добровольно.

– Я подумаю над твоим предложением, – сказал Павел Серафимович, поглаживая бороду. – И тебе кое-что скажу. Запомни: коня можно привести к водопою, но напиться он должен сам.

Глава 19

Варя заметила, что отец последние дни был чем-то очень озабочен и даже невнимателен. Она его таким еще не видела. Порой Павел Серафимович был слишком возбужден и неестественно весел. Иногда он садился на свое любимое место за столом и долго сидел неподвижно, погрузившись в раздумья. На столе стыла в миске еда, но ни Варя, ни мать не осмеливались прервать его мысли.

Однажды вечером перед сном Варя увидела, как отец понес в хату большущий камень, который всегда лежал у них в кладовой. Если совершал какую-нибудь ошибку или что-то забывал, Павел Серафимович всегда доставал камень и клал его себе в постель вместо подушки. Так и спал, положив голову на камень, а под ноги подкладывал подушку. Когда Варя была ребенком, однажды спросила отца:

– Папа, зачем вы положили подушку в ноги, а камень под голову?

– Когда голова глупа и все забывает, – объяснил он, – придется бедным ножкам вдвое больше топать. Поэтому пусть ноги отдохнут, а голова помучается, чтобы в дальнейшем лучше думала и ничего не забывала.

Тогда Варе было непонятно чудачество отца. Уже позже она поняла его философию. Иногда он спал на камне, когда нужно было принять какое-то важное решение.

– Так лучше думается, – объяснил отец.

– Да какие же мысли могут прийти в голову, когда так давит? – спросила Варя.

– Правильные мысли. Придет ли на ум что-нибудь путевое, если мягкая подушка сон насылает?

Была еще одна странность у Павла Серафимовича. Едва сходил с земли снег, он снимал обувь и прятал ее до самых морозов. Так и ходил босой и по пахоте, и по стерне, и по лужам. И бесполезно было с ним спорить – как решил, так и сделает.

– Заболеешь же, обуйся! – иногда говорила мать, хотя знала: к ее словам муж не прислушивается.

– Не заболею, – отвечал он. – А если болезнь зацепит, то земля вылечит лучше любого врача.

И правда, Павел Серафимович никогда не простужался. Однако обувь он иногда доставал, чтобы сходить в ней в церковь. Вышел оттуда – сразу же разулся. Односельчане порой насмехались над такой прихотью Павла Серафимовича, называя его скрягой. Однако мужчина лишь шутил, мол, сапоги дорого стоят.

И вот опять сон на камне. Варя понимала: отец что-то замыслил, но что именно? Спросила мать, та лишь пожала плечами.

– Откуда мне знать, что у него на уме? – сказала мать. – Если надо человеку собраться с мыслями, не нужно лезть ему в душу.

Павел Серафимович два дня куда-то ходил, общался наедине с Ольгой. Варя уже стала нервничать от такой таинственности. Все раскрылось однажды, когда Павел Серафимович поднялся рано-ранехонько. Он был в хорошем настроении, шутил, улыбался в усы и все поглядывал в окно.

– Мы кого-то ждем? – спросила его жена.

– Да! – потирая руки от удовольствия, ответил он. – Вот и дождались!

Жена увидела, как во двор зашли Ступак и Жабьяк. Председатель сельсовета держал в руках деревянный полевой циркуль-сажень[8].

– Что они хотят делать? – встревожилась женщина и выбежала на улицу вслед за мужем.

– Все хорошо, – успокоил он ее. – Иди в хату, топи печь.

Варя пошла к родительскому дому. Она была удивлена не меньше матери. Им оставалось лишь ждать возвращения Павла Серафимовича. Вскоре мужчины вернулись в хату.

– Надя, налей нам по чарке, – сказал Павел Серафимович довольным голосом. – На улице мороз трещит, людям нужно согреться.

Пока мать доставала из кладовой водку, Варя положила на стол буханку хлеба, порезала тоненькими кусочками замороженное сало, выставила миску с квашеной капустой. Мужчины долго не рассиживались. Они приняли по чарке, занюхали хлебом и быстро ушли. На Павла Серафимовича смотрели две пары любопытных глаз.

– Вот! Держи, дочка. – Отец торжественно протянул Варе какие-то бумаги.

– Что это? – спросила растерянная девушка.

– Документы! Бумаги на твою с Василием землю! – улыбнулся мужчина.

– Не понимаю.

– А что тут понимать?! Законные бумаги, скрепленные печатью, где указано, что вы теперь владеете наделом земли в семь гектаров, – объяснил отец. – То есть мы с матерью дали тебе в приданое часть нашей земли. Разделили ее, как научил Данила. Все измерено, колышками отмечено, так что весной сделаем межу между наделами, и все!

– Но… Зачем? – Варя хлопала глазами.

– Придет Лупиков землю отбирать, а ее у меня уже наполовину меньше. Теперь понятно?

– А если скажут, что и этой земли много? – тихо спросила мать.

– Как это много?! У нас осталось восемь гектаров. Это много, что ли?! Если даже и будут отбирать, то все же им достанется меньше, – пояснил Павел Серафимович.

– Я одного не понимаю, – сказала мать, – как тебе удалось все провернуть?

– Дождался благоприятного момента, когда Лупикова и Щербака не будет в селе, договорился с Жабьяком и Ступаком – вот и все! Я закона не нарушал, раздел земли и передача дочке не запрещены.

– И как они согласились на твою просьбу?

– Заплатил! – понизив голос, ответил мужчина. – Оказались падкими на деньги, и я дал каждому по царскому червонцу. Только вы об этом никому! Понятно?

Женщины кивнули головами.

– А вот Федор хотел отписать часть земли на кума, а тот не согласился. Испугался, – сказал Павел Серафимович. – Оно и понятно. Кто знает, что дальше будет?

– Одному Всевышнему известно, – вздохнула мать и перекрестилась.

– Есть еще одна новость, – серьезно сказал Павел Серафимович. – Даже не знаю, хорошая она или плохая.

– Да говори уже! – подогнала его мать.

– Оля свою часть земли, которую мы ей дали в приданое, тоже отписывает.

– На кого же?

– На дочку Олесю.

– А как это?

– Сразу скажу: это было решение Ольги, не мое, – предупредил муж. – Потому прошу меня не обвинять. Оля выдает замуж Олесю и свои два гектара дарит на свадьбу дочке.

– Замуж?! – оторопела Варя. – Так она же еще ребенок!

– Вот я и говорю, что Оля сама так решила.

– И за кого же?

– Чтобы быть уверенной, что землю не отберут, она отдает… Будь он неладен! – Павел Серафимович раздраженно заходил по комнате. – За нашего соседа, за Осипа.