Книга Восстановление нации - Казимир Валишевский

Но некоторое время спустя побежденные в этот день были блестяще отомщены в том повстанческом движении, которое должен был подготовить Ромодановский, действительно поднявший казаков против ими же созданного дела. Один за другим переяславский полковник Цюцюра и нежинский Золотаренко подняли знамя восстания. Выховский был смещен и уступил свое место Георгию Хмельницкому. Поляков было очень немного в Конотопе, и они очутились в таком критическом положении, что их начальник Андрей Потоцкий решился на отчаянное дело. В рапортах к королю он советовал оставить Москве левый берег Днепра и обратить правый в пустыню. «Польша должна уничтожить Украйну, – писал он, – если не хочет быть уничтожена ею». Вот к чему привел Гадячский трактат, и, как мы увидим дальше, предложение это было в конце концов принято.

2. Два берега Днепра

Веяния переменились. Вернувшись в сентябре 1659 года с новыми силами, Трубецкой был принят на левом берегу как освободитель. Повсюду звон колоколов и восторженные процессии встречали желанного гостя. На правом берегу казацкая старшина держалась еще за федеративную автономию, но думала теперь реализовать этот идеал сообща с Москвою. Трубецкой не долго оставлял ее в этом приятном заблуждении; уже 17 октября он вручил Георгию Хмельницкому новую грамоту, определявшую две основные черты ранее установленного режима: военную оккупацию и административное подчинение. Она относила, кроме того, на счет страны издержки на то и на другое.

Конечно, этим нельзя было удержать казаков от их агитации, и так как они с их обычною подвижностью обратились в сторону Польши, то та и воспользовалась этим. В мае 1660 года мирный трактат со Швецией, подписанный в Оливе благодаря содействию Франции, дал ей опытные и воодушевленные победою войска для Украинской войны.

Ордын-Нащокин сделал все, чтобы помешать событиям. Родом из Пскова, где ненависть к шведам поддерживалась постоянными стычками на границе, и предшественник Петра Великого, он считал существенным захват берега Балтийского моря. В тесном же союзе с Польшею против Швеции он видел, с другой стороны, залог общей федерации славянских народов – мечта Крыжанича! – и для этого он был готов не только пожертвовать Киевом на юге, но также и Полоцком и Витебском на севере. Алексей и советники не отличались в отношении поставленных на карту национальных интересов этих двух стран такой дальнозоркостью, зато обладали большей практичностью. Став снова твердою ногою на древних владениях первых русских князей, которых она добивалась по праву наследства, Москва уже не могла отступить. Но она должна была выдержать еще сильное нападение.

Между тем как в Москве и в Украйне любили повторять, что Польша открыта для всякого желающего, кому только угодно было войти, «причем ни одна собака не осмелится лаять», эта страна вдруг показала себя способной к чрезвычайным усилиям. Ее войска под предводительством Чарнецкого и Павла Сапеги в Лаховицах, Слониме, Полоцке, Белоруссии одержали ряд блестящих побед над войсками Хованского, пользовавшегося, однако, репутацией хорошего полководца, над Долгоруким и Золотаренко. Участвовавший к этой кампании лично, замечательный польский хронист Пасек говорит, что никогда прежде его соотечественники не сражались подобным образом. В то же время Шереметев и Георгий Хмельницкий натолкнулись в октябре 1660 года под Чудновым, в Волыни, на другую коалицию, состоявшую из поляков, татар и казаков, соединенных Выховским, и здесь повторилась конотопская катастрофа, еще более страшная, чем та. Московский генерал капитулировал и остался в плену у татар. Москва потеряла на этот раз вместе со своим лучшим полководцем все лучшие силы своей реорганизованной армии. Войска новой формации, экипированные и обученные по-европейски, под командою офицеров иностранного происхождения, Гордона, Ван Сведена, Ван Говена, Крафорда, потерпели поражение.

Эффект от поражения был таков, что в Кремле планировался даже отъезд царя в Ярославль, где он был бы в большей безопасности.

Ничто не угрожало. Впрочем, Алексею и его столице, но после новой кровопролитной неудачи, которую потерпел Хованский в Литве, Яну Казимиру уже не представляло особого труда вернуть себе обратно Вильну, где в распоряжении князя Мышецкого находилось только семьдесят восемь человек. В Украйне Георгий Хмельницкий передал правый берег Днепра полякам, которым был там оказан восторженный прием. По левому берегу Москва имела еще своих приверженцев, сгруппировавшихся вокруг наказного гетмана Самко. Таким образом, произошло разделение Украйны, рекомендованное в свое время Потоцким, и продолжалось оно до тех пор, пока не исчезли последние следы политической автономии в обеих частях страны. Но Польша временно удержала за собою лучшую часть. Ей не удалось, однако, долго извлекать выгоду из своих побед.

Соотечественники Пасека отлично сражались; но, описывая свои впечатления с грубою откровенностью солдата, хронист заявлял, «что пасти свиней было бы гораздо приятнее, чем водиться с подобною компанией». Одержав последнюю победу под Глухим, Чарнецкий встретил восстание своих собственных войск, которые, возмутившись, вскоре умертвили и главу организованной ими же военной «конфедерации» Жеромского, и малого генерала Литвы Госевского, пытавшихся призвать их к долгу. Они пользовались парламентаризмом по-своему.

Москва получила таким образом возможность передохнуть, и она воспользовалась этой передышкою, чтобы завести переговоры в свою очередь со Швецией, в Кардисе, в июне 1661 года, о вечном мире. И против желания Нащокина, не присутствовавшего при его подписании, замененного князьями Прозоровским и Барятинским, Алексей отдал все свои ливонские завоевания, а взамен этого получил возможность сконцентрировать силы против другого своего противника. Обе стороны, правда, истощились в средствах почти одинаково. Плохо оплачиваемые медной монетой или даже совсем неоплачиваемые войска царя также не отличались образцовою дисциплиною. В Волыни Мышецкий был выдан полякам своими же солдатами. Повсюду встречавшиеся войска с трудом прокармливались, благодаря систематическому разгрому страны, обе армии, полагая голодом взять неприятеля, страдали от него первыми. В самой Украйне казаки, разбившись теперь на два лагеря, сражались друг с другом. Но тут-то и проявилось превосходство той крепкой организации, которую представляла собой Москва.

В январе 1663 года, после смены побед и поражений, блуждая по Днепру и ведя борьбу с Ромодановским, Георгий Хмельницкий, тщетно прождав помощи от поляков, сложил гетманскую булаву и поступил в монахи под именем Гедеона. Ему наследовал Павел Тетеря, родом из Переяславля, сын простого казака, женатый на дочери Богдана Хмельницкого. Быстрый его переход к власти совпал с последней попыткой соглашения между казацким миром и Польшею. В октябре того же года Ян Казимир, прибыв в Украйну со своими лучшими генералами, участвовал в последней попытке поляков встать твердою ногою на левом берегу Днепра, где Самко уже уступил место гетману, который оказался более покорным Москве, Ивану Брюховецкому, покрытому почестями и милостями и, хотя сам он был простым казаком, получившему звание боярина и женатому на Долгорукой. Казаки были очень чувствительны ко всем этим событиям, и Польша, хотя и была республиканскою, но не сумела подражать своей сопернице и восстание, вспыхнувшее на правом берегу, принудило короля отступить назад.