Книга Строгановы. История рода - Татьяна Меттерних

Отныне Ромма словно подменили. За одну ночь он предал забвению свою отрешённость, свою преданность науке. Без всякого колебания он стал злоупотреблять доверием, которое ему оказывал добродушный и великодушный граф Александр Сергеевич Строганов, всегда относившийся к Ромму, как к другу.

Де Барант (De Barante), который в это время встретил Ромма, обращает внимание «на мрачный фанатизм и циничное проявление внешней опустошённости. Преисполненный безмерной гордыней и тщеславием, его аскетизм омрачался лишь завистью ко всем аристократам, ко всем богачам и талантливым людям. Он публично проповедовал аскетизм и проявлял буквально ко всему невероятную нетерпимость. Ему с лёгкостью удалось внушить многочисленным патриотам из его родного Риома самое высокое мнение о своих талантах и достоинствах. Ромм, в самом деле, обладал определёнными знаниями, однако он всегда затруднялся высказывать свои мысли в устной или письменной форме. Зато он владел искусством многих демагогов находить признание у невежд».

Даже его биограф де Виссак (de Vissac), который сверх всякой меры подчёркивает достоинства Ромма, нехотя вынужден признать: «Политическая деятельность Павла Очера, без всякого сомнения, не соответствовала принципам семьи Строгановых, которые доверили иностранцу воспитание и образование, будущее своего наследника… Если бы его воспитатель в такой степени не был ослеплён собственным воодушевлением, он должен был бы заметить, что самым злостным образом злоупотребляет доверием своего воспитанника».

Клуб Ромма “des Amis de la Loi” («Клуб друзей закона») проводил свои собрания на Rue de Tournon в Париже, в квартире одной «знойной» красавицы, обладавшей вулканическим темпераментом: (Теру-ань де Мерикур[33]) Theroigne de Mericourt. Она слыла не очень разборчивой в своих любовных связях, и молодой Павел был не первой жертвой её прелестей. Он забросил свои занятия и дал себя увлечь волнующей игрой в заговор, игрой, которая разжигала её страсть. Однако увлечение Теруань (Theroigne) политикой оттеснило в скором времени всё остальное на задний план. Юношеское увлечение Павла Французской революцией, по всей вероятности, связано с кратковременным, но бурным любовным приключением с этой Девой (Virgo) революции, которая была на десять лет старше Павла.

Два дня, пятого и шестого октября, Теруань де Мерикур (Theroigne de Mericourt) была в центре внимания. В красном одеянии амазонки, в высокой шляпе с развевающимся пером она стояла на возвышении и бросала в толпу деньги, а затем повела за собой чернь в Версаль, чтобы доставить королевскую семью в Париж. Лафайет, который командовал Национальной гвардией, постарался оттеснить толпу, перед которой Теруань де Мерикур (Theroigne de Mericourt) звенящим голосом произносила речи, чтобы разжечь в этом сброде тёмные инстинкты убивать и грабить.

Лафайет[34] доверительно сообщил своему дяде, который был его большим другом и французским послом в Санкт-Петербурге, графу Сегуру (Segur) о том, что ему повсюду приходится сталкиваться с разрушительной деятельностью тайной политической партии, чья активная деятельность направлена против лиц, для которых справедливость и свобода превыше всего. Целый ряд преступников, оплачиваемых неизвестными лицами, использовали столпотворение, которое возникло из-за неправильно подготовленного сопротивления, и совершили в Версале ужасные преступления. И всё это повторилось после событий в Бастилии.

Несмотря на свои прежние поучения о «нравственном поведении», Ромм не возражал против интереса молодого Очера к пресловутой Теруань де Мерикур (Theroigne de Mericourt). «Павел сталкивается с новыми идеями, что может оказать чрезвычайно полезное влияние на воспитание и становление характера», – говорил Ромм. Жильбер Ромм и Павел Строганов ходили на все собрания, где ослеплённый восторгом к революции воспитатель и его новый спутник познакомились со всеми знаменитостями революционного движения. Они провели целых двадцать четыре восторженных часа 14 июля 1790 года на Марсовом поле в день «Праздника федерации» (“Fete de la Federation”), когда одно мгновение казалось, что благородное желание к примирению преодолело все противоречивые направления, различия во мнениях и раздоры. Многие люди доброй воли снова отважились поверить в мирный переход к условиям образования работоспособного и представительного правительства.

Однако постепенно внутренние распри снова ожесточились. Одинаковые слова получили различное значение, различное толкование в зависимости от того, кто их произносил: представители старого режима цеплялись ещё за традиции прошлого, взбудораженный деньгами народ проявлял всё меньше желания подчиниться любой законности.

«Однажды вам пришлось бы тогда навестить своего друга в тюрьме, где в мрачных камерах, словно в гостиной, велись беседы и слышался смех, а на улицах, окружающих тюрьму, улюлюкающая толпа требовала доступа в это заведение. Прогуливались по проникнутому деловитостью центральному рынку, по залам или садам Palais Royal, где ораторы, махая руками, стоя на столе, будоражили зажигательными лозунгами толпу. Среди зелени Тюильри, озарённой солнечными лучами, вдали от всякой суеты, элегантные женщины прогуливали своих детей. В это же время Национальная гвардия разогнала на Champs-Elysees собравшуюся там группу, которая собралась, чтобы начать восстание. И, наконец, блестящий вечерний спектакль в опере, где всё оставалось по-прежнему, превращал такой день в „смутный сон“. Однако через два года на улицах Парижа рекой лилась кровь». (Segur)

Не связанный какими-либо условностями, традицией и ограничениями, молодой Очер наслаждался своим приключением от души. Он был слишком юн, чтобы судить о трагических последствиях постепенного ослабления национального строя, не говоря уже о гнусных влияниях, которые при этом также имели место и были неразрывно связаны с этой опасной игрой.

Чтобы выиграть время и «разъяснить положение в Париже», как выразился Ромм, он послал своему господину самым длинным путём, морем, пакет с листовками. Скрывая правду, Ромм добавил: «Мы собираемся отправиться в Южную Францию, а затем в Германию, Голландию и Бельгию, после чего вернемся в Россию… В Германии Павел мог бы углубить свои знания в немецком языке, которые так важны для его страны, а также изучить юридические науки. Я хотел бы, чтобы он изучал также английский язык, чтобы читать наиболее известные литературные труды, написанные на английском языке…» О псевдониме Павла Ромм не написал ни слова.