Книга Русская революция в Австралии и "сети шпионажа" - Юрий Артемов

3 ноября 1920 года он направил «по шведскому каналу» письмо Чичерину:

«Дорогой товарищ Чичерин,

Я писал несколько писем товарищу Стрёму в Стокгольм, и он сообщил мне, что мои письма отправлены Вам, но никакого ответа на них нет. Быть может, я могу показаться Вам слишком настойчивым или даже надоедливым своими частыми писаниями, если, конечно, Вы получили все мои письма. Но, не получая ответа, я не знаю, получаете ли их или нет. Между тем, я чувствую себя в пренеприятном положении, представляя здесь Советскую Россию без всяких инструкций от Вас и без средств. Так как я уже писал довольно подробно об этом, а также, как я понимаю, и тов. Мартенс, и тов. Стрём писали о том же Вам, то я не буду повторять. Скажу только, что положение мое прямо-таки невыносимое. Здесь, конечно, мало кто знает об этом, т. к. наружно я держусь со всеми на должной высоте. Но каждый день приходиться думать, что вот-вот конец, что больше держаться так немыслимо. Я издавал официальный орган “Soviet Russia”, но пришлось приостановить это издание (последний выпуск был за прошлый месяц). Думаю, что и Бюро придется закрыть, но кое-как еще держусь. Накопилось у меня больше 400 фунтов долгов. Закрывать теперь Бюро было бы страшно скверно. Капиталистическая пресса и без этого атакует меня чуть не каждый день под всяким удобным и неудобным случаем»[192].

В архивном досье Симонова хранятся проекты двух адресованных ему писем, подготовленных руководством наркомата. Оба – на официальных бланках. Первое датировано августом, второе – сентябрем 1920 года (без указания точных чисел). В августовском письме высоко оценивалась работа советского представителя.

«Уважаемый товарищ, до нас доходили лишь скудные известия и материалы о Вашей деятельности, но полученные нами образцы Ваших изданий на английском языке приводят нас к убеждению, что Ваша работа в Австралии очень многое принесла». Симонову предлагалось поддерживать связь с Л. К. Мартенсом, а также с Л. Б. Каменевым, находившимся в то время в Великобритании во главе советской делегации, «или в случае его отъезда с тем товарищем, который будет нашим представителем в Лондоне». Указывалось, что этот контакт должен обеспечить Симонову «твердую базу», в том числе в плане решения финансовых вопросов[193].

Это письмо, написанное по-русски, так и осталось проектом. Незарегистрированным, не подписанным, не отосланным.

Сентябрьское письмо писали по-английски. По всей видимости, подписать его должен был ответственный сотрудник наркомата, уполномоченный на это главой НКИД. Начиналось оно так: «Дорогой товарищ Симонов, товарищем Чичериным, Народным комиссаром по иностранным делам, мне поручено уведомить Вас о получении нескольких Ваших писем, доставленных через товарища Мартенса из Нью-Йорка или через товарища Ф. Стрёма». Длительное молчание центра объяснялось проблемами со связью (“diffculties of communication”), которые делали невозможным поддержание «тесных контактов». Подчеркивалось, что НКИД выражает «исключительное одобрение» (“appreciates very much”) деятельностью Симонова, которая осуществлялась «в сложных условиях» и сожалеет, что «в связи с отсутствием средств связи» ему «пришлось столько вынести» (“have put you under such strain in performing your task”).

Целесообразность существования представительства на пятом континенте не ставилась под сомнение, но давалось понять, что оно сохраняется преимущественно в силу «морального интереса» (то есть, для «демонстрации флага»), а также работы с эмигрантами. Задачи же развития двусторонних отношений не рассматривались как приоритетные, поскольку, отмечалось, «в настоящее время у России нет четких интересов в Австралии»[194].

Симонову «бросали косточку», заверяя, что советскому представительству в Лондоне поручено обеспечить финансирование представительства в Австралии. И еще больше обнадеживали: мол, необходимые меры в этом плане будут предприняты еще до того, как данное письмо дойдет до Симонова. Обещали в ближайшем будущем прислать в Австралию сотрудника НКИД, который «помог бы советскому представителю в исполнении его обязанностей и разъяснил бы ему потребности Советской России в настоящее время»[195].

Очевидно, проекты обоих писем были подготовлены в результате настойчивых просьб Мартенса, Стрёма и самого Симонова. Очевидно, они не могли быть подготовлены без указания Чичерина или одного из его заместителей. Вопрос о судьбе «австралийского офиса» был внесен в повестку дня наркомата. Однако, по всей видимости, к окончательному мнению на этот счет руководители НКИД прийти не смогли и колебались перед тем, как принять окончательное решение.

Интересно, что проект письма на английском языке дошел до Симонова. Его переслал Зузенко из норвежского порта Берген 12 ноября 1920 года. Сам этот факт Симонов воспринял как отрадный, однако то, что письмо не было подписано, его, конечно, смутило. Он не преминул отметить это в ответном послании Чичерину от 12 января 1921 года (последнее из переданных через Мартенса). Симонов удивлялся тому, что, несмотря на все заверения наркомата, он так и не получил никакого финансирования и попытки как-то прояснить ситуацию через офис советского представительства в Лондоне ничего не дали[196].

Эпизод с неподписанными проектами писем можно было бы списать на несогласованность действий чиновников НКИД, досадное головотяпство в центральном аппарате внешнеполитического ведомства. Но для человека, находившегося вдали от родины, в очень трудном положении, не выполненные обещания воспринимались как циничный и жестокий розыгрыш.

Предположим, что тогда, в августе-сентябре 1920 года, Чичерин решил пойти навстречу Симонову. То, что письмо на английском языке не было подписано и пересылалось не официальным путем, допустим, объяснялось особенностями положения консула, формально не признанного. Хотя подобное объяснение недостаточно убедительно, ничего другого в голову не приходит. Нельзя исключать, что глава НКИД подумывал перевести Симонова на «легальное» положение, но что-то этому помешало. Скажем, подоспел очередной донос, и планы наркома переменились. В любом случае остается вопросом, каким образом неподписанное письмо попало к Зузенко, и кто дал ему поручение отправить его из-за границы Симонову.

Проходили дни, недели и месяцы, но ни денег, ни официально подтвержденных инструкций из Москвы не поступало. Мучительное состояние неопределенности, в котором находился Симонов, продлевалось на какое-то, возможно, длительное время.

Ему хотелось, чтобы к представительству в Австралии Чичерин отнесся так же, как к представительству в США. Пусть не признанному страной пребывания в качестве полноправной дипломатической миссии, но, по крайней мере, наделенному внятными полномочиями со стороны Москвы.