Книга Шанхай. Книга 1. Предсказание императора - Дэвид Ротенберг

Однако протестантское сообщество и его пресса выразили радость.

Одна из наиболее радикальных газет констатировала: «Поскольку очевидно, что Господь избрал Англию для того, чтобы покарать и смирить Китай, Он непременно возложит на нее миссию благословить китайцев ценностями христианской цивилизации».

Американские евангелисты также не скрывали своего энтузиазма. Они видели Божий промысел в том, что Он проложил для них путь к неизбежному успеху.

Торговцы опием по обе стороны Атлантического океана не выражали радости в связи с подписанием договора в письменной форме. Они просто начали готовиться к тому, чтобы развернуться в Китае в полную силу. «Дент и компания» в Лондоне, «Олифант и компания» (известная также как Дом Сиона) в Филадельфии, «Джардин и Мэтисон трейдерз» в Эдинбурге и, конечно же, Британская восточно-индийская компания Врассунов превратились в гудящие ульи, готовясь скопом ринуться в порты, которые открывал для них договор.

В Париже некая мадам Коломб посмотрела на своего сына-иезуита, красивого суровой красотой, и спросила:

— Готовы ли ты и твой орден к тому, чтобы обосноваться в Китае всерьез и надолго?

Сын улыбнулся, поцеловал руку матери и ушел.

Сразу же после этого в комнату вошло второе чадо мадам Коломб, Сюзанна.

— Готова ли ты и твои девочки к морскому путешествию, дорогая?

— Пора расширять бизнес, мама, а этот Шанг-хай, как мне кажется, идеальное место для этого. Ты поедешь со мной?

— Я слишком стара для путешествий, но искренне завидую тому приключению, которое ожидает тебя.

— Брат будет заниматься в Китае тем же, чем обычно?

Мадам Коломбо пожала плечами и улыбнулась. Шлюхи и попы, попы и шлюхи. Поколение за поколением женщины в их семье производили на свет в равном количестве и тех, и других.

В дальнем крыле похожего на дворец поместья в Хэмпстеде Врассун-патриарх сунул в карман срочную депешу и раскланялся с персоналом Бедлама. Он щедро заплатил этим людям за то, чтобы они оделись как лорды и леди для новогоднего бала, который он устраивал для своей сумасшедшей девочки.

— Не уходи сейчас, папа! — раздался пронзительный голос девушки с противоположного конца большой комнаты.

Врассун обернулся, посмотрел на одетых под герцогинь медсестер, стоявших рядом с девушкой, и быстро пошел к ней. Одетая в дорогое бальное платье, она сидела на большом стуле, ее глаза светились от удовольствия. В конце концов, это можно считать одной из форм лечения. Новогодний бал Врассуна — фальсификация, которую от нее держали в секрете, — являлся последней данью сердца Элиазара Врассуна по отношению к существу, которое он когда-то любил.

— Мне нужно уйти лишь на одну или две минутки, а затем я вернусь, дорогая.

Он посмотрел на сиделок жестким взглядом.

— И ты потанцуешь со мной, папочка?

— Конечно, потанцую. Разве можно, чтобы на новогоднем балу в твою честь я с тобой не потанцевал?

Он потрепал ее смуглую щеку, повернулся и торопливо пошел к выходу, где его ожидала карета.

Уже через сорок минут он вошел в контору своей Британской восточно-индийской компании. Там Врассуна встретил его старший сын Ари и двое специалистов по Китаю.

— Ну? — спросил он.

— Пока не готово.

— Болваны! — заорал Элиазар Врассун. Из герцога Ворвикширского, которым он был всего сорок минут назад, он превратился в самого себя — готового к драке уличного бойца, защищающего свою территорию, доставшуюся ему потом и кровью. Он повернулся к сыну: — Где эти багдадские мальчишки?

Несмотря на то что Ричарду и Макси было уже за тридцать, для Элиазара Врассуна они навсегда оставались мальчишками. Опасными мальчишками.

В его памяти всплыла картинка: рука мальчишки открывает дверь, за которой оказывается сумасшедшая — изумительно красивая крохотная девочка, спящая в кроватке.

Врассун помнил, что сказал ему тогда:

— Твой отец согласился.

— Наша…

— Твой отец согласился, — жестко повторил он.

Старик отмахнулся от воспоминаний и посмотрел в окно. Стояла самая длинная ночь в году, но свет тысяч свечей в бальной зале разгонял темноту. По его телу вдруг разлился жуткий, сверхъестественный холод. Одни народы верят, что такое бывает с человеком, когда кот проходит по его будущей могиле, другие считают, что это случается, когда смерть выходит на твой след. Но Врассун, не веря ни в первое, ни во второе, стряхнул неприятное чувство и повторил вопрос:

— Где багдадские мальчишки?

В последний день 1842 года Ричард и Макси сидели за бутылочкой дорогого шампанского, обсуждая планы в отношении аукциона концессий, который вскоре должен был состояться в Шанхае.

В то же самое время в Лондоне, в резиденции лорд-канцлера на улице Георга Великого, на Нанкинский договор была поставлена Большая государственная печать Великобритании. В шести кварталах от того места, в Букингемском дворце, на новогоднем балу танцевала королева Виктория.

Пока ее грациозное величество вальсировало в Лондоне, Ричард набирал полные легкие опийного дыма и заставлял память вернуться туда, где все началось. В дрожащем свете жаровни, сквозь марево наркотического дыма, он мысленным взглядом читал записи в дневнике, начиная с той ночи, когда пятнадцать лет назад они с Макси ушли с опийной фермы.

Запись в дневнике. Апрель 1828 года

Два маленьких глиняных кувшинчика, доверху наполненных опием-сырцом, которые Ахмед вручил мальчишкам в качестве платы за три месяца, что они трудились на его ферме, станут для них входным билетом в мир «Уоркс» в Гаджипуре, где им предстоит пройти второй этап обучения торговле опием.

Опий-сырец поступает в «Уоркс» в апреле. Его взвешивают, а затем перегружают в широкие каменные чаны, стоящие в закрытом складском помещении. По виду опий напоминает черную патоку, но пахнет свежескошенным сеном.

Он пахнет надеждой.

Опий быстро поглощает влагу из воздуха, поэтому перед расфасовкой его необходимо просушить. Для этого как нельзя лучше подходят пыльные ветра, дующие в Гаджипуре в апреле, мае и июне. Едва только наступит сухая погода, коричневую пасту вынимают из каменных чанов и небольшими порциями выкладывают для просушки на плоские деревянные лотки, которые ставят на высокие бетонные тумбы. Со временем на сушильных лотках оказываются сотни галлонов[29] опия. Он перемешивается с помощью специальных мешалок, которые часто ломаются, и тут в дело вступали мы с Макси — с граблями и лопатами. Месяцами на иссушающей жаре мы ворошили наркотик, чтобы ветер как следует продул каждую его унцию.

В эти долгие жаркие дни единственным развлечением для нас служили обезьяны. Хотя на территории «Уоркс» эти животные водились во множестве, они никогда не таскали наркотик из сушильных лотков. Зато они пили из протекавшего поблизости ручья и поэтому постоянно казались немного обдолбанными. Однажды, к концу первого месяца, мы прервали работу, наблюдая за обезьяной, которая явно находилась под кайфом. Она шла на задних лапах по ветке. Дерево росло за стеной, но ветка на шесть или восемь футов заходила на территорию «Уоркс».