Книга Дом, который построил… - Елена Тат

Никто и не подозревал, что в этой, приличной с виду семье, с приторно улыбчивыми, милыми родителями, с деликатесной едой и отдельной комнатой для занятий, жизнь ухоженного и чистенького мальчика была похожа на ад. Тирания отца при молчаливом потворстве матери душила его как могильная плита.

К концу шестого класса у него стал часто болеть живот, и врачи поставили гастрит.

Теперь в их домашнем, забитом вкусностями холодильнике, отдельно стояли судочки с его пресной, неаппетитной диетической едой. Мать не преминула по этому поводу еще высказаться, мол, с тобой одни хлопоты, еще и с дополнительной готовкой возись теперь.

Временами отец с сомнением и даже легкой жалостью смотрел на сына и думал, может, еще одного родить? Другого? Может, тот, наконец, потянет? Ведь не старые же вроде. Потом переводил взгляд на кукольное лицо жены с выщипанными в ниточку бровями, на залитые лаком высокие валики светлых, вытравленных краской, волос, с тугими пружинками локонов на висках и обреченно вздыхал: нет, от осинки не родятся апельсинки… и третий будет таким же.

И после этих мыслей он только с новой силой наседал на несчастного сына.

Мальчик Толик был не боец. Открыто противостоять отцовской воле он не посмел, а покорился, но сам стал придумывать себе пути выживания, понимая, что иначе не справится. Он и с одним английским-то едва жив был, а с двумя языками не справится – совсем пропадет. И он придумал.

В классе было много отличников, как-никак спецшкола, а там нетрудно найти умных. Трудно найти отзывчивых. Там каждый за себя. Аня была не только одной из самых умных, но и доброй, да к тому же учительская дочка. Поэтому выбор почти сразу пал на нее. Толик стал чертить круги вокруг нее, все сужая и сужая диаметр окружности, словно затягивая кольцо.

В седьмом они уже приятельствовали, не более того. Он, не обращая внимания на насмешки, таскал ее, набитый учебниками, портфель до остановки, провожал до бассейна и встречал обратно, держал над ней зонтик во время дождя и бегал за мороженым для нее на большой перемене. А она по-приятельски частенько давала ему списать сложную контрольную или помогала с сочинением. Ее родители не противились, даже поддерживали. Мальчик Толик производил хорошее впечатление и имел надежную репутацию. За дочь можно было не волноваться.

– Анюта, ты куда? Поздно уже.

– Мы тут с Толиком, погуляем в парке.

– Ах, с Толиком?.. Ну, ладно тогда, ладно, гуляйте… с Толиком можно, – соглашались успокоенные родители.

Когда Аня решила нагонять подруг в амурных делах, мальчик Толик почувствовал, что ему дан зеленый свет, и стал более активным. Не навязчивым, не назойливым, вовсе нет. Его ухаживания завораживали своей книжной правильностью и безупречной романтичностью. Наивные девушки и не догадываются, что любой циник в образе романтика даст фору последнему, ибо его романтизм идеален, прагматично просчитан и предсказуем. Каждое его движение, каждое слово должно попасть в цель. Он предупреждает любое желание своего объекта, вызывая этим восторг и любование, и, в конце концов, доверие и любовь к себе.

Конец восьмого класса и весь девятый они с Аней встречались, привычно держась за руки, гуляли в парке, традиционно обнимались в кино и обстоятельно, как и положено влюбленным, целовались на прощание перед ее дверью.

Он значительно улучшил свою успеваемость и даже, к своему собственному удивлению, не единожды приносил домой те самые заветные «отлично», о которых так давно и тщетно мечтал его отец. И никто не знал, что просто безотказная Аня тянет за двоих.

Любил ли мальчик Толик Аню? Нельзя на этот вопрос ответить однозначно. Это была не просто любовь, а любовь-ненависть, любовь-зависть, любовь-тщеславие. Тщеславился он тем, что заполучил без особого труда чуть ли не лучшую девочку в классе. Завидовал он ее легкому характеру и теплым отношениям с родителями. А ненавидел за талант и доброту, которыми сам же и пользовался без ограничений с ее стороны.

Она могла просто сидя на скамейке в парке, без всяких учебников и пособий, начать со страстью рассказывать ему об английских модальных глаголах, и словно пелена падала с глаз, он, наконец, понимал и запоминал то, что никак прежде не мог ни понять, ни запомнить. Или доставала из портфеля книжку и принималась вслух, для него читать его любимого Жюля Верна на французском, попутно толкуя грамматические времена.

Он слушал ее, от напряжения расширив глаза, и хотел, чтобы так было всегда. Прежде, практически все свои шестнадцать лет, он был словно аквалангист, у которого кончился воздух в баллоне, и задыхавшийся под водой. Он мог только барахтаться и метаться, пуча глаза и прижимая ко рту бесполезную кислородную маску. Когда Аня поделилась с ним своей, он впервые смог нормально дышать и впервые огляделся вокруг, увидел окружавший его мир другими глазами.

Она научила его едва ли не большему, чем все репетиторы, которые к нему ходили. У девочки был явный дар учить других, простыми словами объясняя сложные вещи. И от этого любовь и ненависть к ней мальчика Толика только усиливались. Усиливалось и отчетливое понимание, что Аня будет нужна ему, как буксир кораблю, и потом, дальше, уже после школы. Возможно, будет нужна всегда… С ней он вкусил короткий и сладкий миг счастья, и ни за что бы теперь добровольно не отпустил своего щедрого донора. Наоборот: он хотел получить ее в свое полное и безусловное пользование. При мысли, что он может ее потерять, все его забитое существо содрогалось, пронизанное диким, практически животным страхом. И это было гораздо более сильное чувство, чем то, что переживает даже страстно любящий человек.

Как всякий лицемер, хороший мальчик Толик очень тонко чувствовал неискренность и поэтому знал, что Аня в него на самом деле не влюблена, и это не могло не тревожить. Это означало, что сердце ее было свободно, и его в любой момент мог занять кто-то другой, вовсе не он. Да к тому же еще ее подружки по какой-то, одной им ведомой причине, буквально на дух его не переносили. Не дай Бог, она прислушается к их мнению. Тогда пиши пропало. Этого допустить было никак нельзя, ведь впереди был еще решающий, десятый класс. И выпускные, которые вытянуть без Ани будет трудно.

Никто так не цепляется за жизнь, как слабый и хилый, и никто не бывает так страшен в своем коварстве и подлости, как трус, доведенный до отчаяния. Хороший мальчик Толик искал возможность привязать Аню к себе так, чтобы она не только не могла его бросить, но и боялась, что ее бросит он. И он вычислил весьма надежный и верный способ для таких неиспорченных и благовоспитанных девочек, как Аня: нужно было сделать ее своей любовницей, и тогда бы она никуда от него не делась, боясь позора и огласки.

Сам лично хороший мальчик Толик на роль любовника никак не тянул, а был в этом вопросе лишь теоретиком. Их объятия и картинные поцелуи вызывали у него, конечно, некоторое томление внизу живота, но он справедливо полагал, что этого недостаточно для того, чтобы справиться с поставленной задачей. Тем более, что прочитал где-то в нужной книжке, что потеря невинности для девушки болезненна.