Книга Классы наций. Феминистская критика нациостроительства - Елена Гапова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Постсоциализм дает возможность изучать указанную проблему «в реальном времени» и показать, что проблема гендерного равенства не может быть отделена от вопроса классовой стратификации и социального порядка. Опираясь на существующие работы о соотношении гендера и класса в регионе[158], я намереваюсь продемонстрировать, что дебаты относительно гендера становятся способом выражения классового беспокойства и аргументом в споре между приверженцами и противниками «капитализма». Гендерные дискуссии не могут обойти вопрос класса, так как сам концепт гендерного равенства исторически исходил из необходимости уравнять женщин, изначально «противопоставленных» работающему человеку и гражданину, с мужчинами того класса, который обладает ресурсами.
Текст структурирован следующим образом. В первой части излагаются некоторые теоретические основания концепта женского гражданства и прослеживается логика исторических «колебаний» между равенством и различием, после чего конкретизируются исследовательские вопросы. Далее обсуждение переходит к рассмотрению конкретного кейса: дела Светланы Бахминой, которая забеременела, находясь в тюрьме. Развернувшиеся в публичной сфере дискуссии относительно того, следует ли ее освободить как мать и беременную женщину или оставить отбывать срок как равную с мужчинами гражданку, разделили российское общество. Так как Бахмина являлась состоятельной женщиной, разделение в отношении равенства и различия превратилось в референдум относительно классового неравенства, рыночной экономики, справедливости и социального государства. Таким образом, дело Бахминой стало своеобразной «линзой», которая помогает увидеть, как равенство и различие соотносятся с капитализмом и социализмом, что и становится темой дальнейшего обсуждения в тексте.
В основании дискуссии о равенстве и различии находится не до конца разрешенная дилемма вписывания различных биологических тел в социальную систему на равных основаниях. Исторически определяющим признаком «женщин» была их роль в репродукции, а онтологической основой этой роли являлось материнство (как биологическая функция). Это явилось одним из конституирующих факторов категории политического[159], так как женские репродуктивные «обязанности» должны быть включены в общую социальную систему, в рамках которой они рассматриваются либо как естественная функция, либо как репродуктивный труд и, соответственно, вознаграждаются при помощи льгот (при социализме) или считаются частным делом (в идеальной рыночной системе). В контексте этой статьи важно проследить, при каких условиях женщины могли наделяться правом на автономию, т. е. гражданством, или, наоборот, лишаться его.
Попытки теоретизировать женское «отличие» (т. е. репродуктивную роль) как причину невключения в гражданство (признания автономными субъектами) берут начало в ранних европейских демократиях. Категория «гражданства», предполагающая автономию и право на принятие самостоятельных решений, означает статус в сообществе: человек может быть гражданином, автономным индивидом (носителем прав и обязанностей) только в том случае, когда его признают таковым другие. Аристотель считал гражданство привилегией, основой которой является «дружба, основанная на добродетели» (virtus), т. е. способность к особой связи. Ее начала он видел в человеческой природе и отказывал в гражданстве на основании неспособности к проявлению такой дружбы двум категориям людей: женщинам и рабам[160]. Женщины и рабы действительно имели нечто общее: они не были хозяевами самих себя и, таким образом, не имели ресурсов и возможностей для участия в общественной жизни и зависели от внешнего подтверждения личной автономии: «В отличие от мужчин, репутации женщин всегда зависят от того, что о них думают другие»[161].
В очередной раз женское невключение в гражданство на основании их «особых качеств» было теоретизировано в предреволюционной Франции XVIII века. Как и Аристотель, мыслители эпохи Просвещения полагали, что женщины не обладают качествами автономных субъектов, являясь по своей природе нерациональными, неспособными к независимым суждениям и постижению концепта объективности, приоритета общего блага над личным интересом, к ответственности за себя и к саморепрезентации. Ж-Ж. Руссо при формулировании общественного договора указывал, что «женщин следует исключить из публичной сферы гражданства, так как они принадлежат к сфере частного, являясь носительницами эмоционального, телесного и относящегося к сфере желания»[162]. Д. Дидро также приписывал женщинам пассивность и полагал, что «женская природа» коренится в биологии. В послереволюционный период женский зависимый статус был закреплен Кодексом Наполеона, в рамках которого женщины были определены как «неполноценные» («incapacitated»)[163].
Установление капиталистического порядка связано с двумя тенденциями в отношении женского статуса. С одной стороны, женщины буржуазной эпохи были неавтономны и приписаны к частной сфере. В условиях «викторианской революции» – так американский социолог Рэндал Коллинз обозначает период формирования и гендерного оформления буржуазных отношений в XIX веке – разделение труда между полами становится еще более выраженным, так как складывается класс, чье благосостояние связано исключительно с профессиональной и коммерческой деятельностью (а не владением землей, как, например, в Средние века). Женщины, чье социальное присутствие ограничивается, за редким исключением, строго очерченной частной сферой, оказываются от такой деятельности отстранены и получают средства к существованию от мужчин, обычно в рамках брачного союза[164].Для этого они должны быть желанными для мужчин и недоступными вне брака, и, таким образом, в это время оформляется буржуазный женский идеал чистой и невинной девушки, добродетельной жены и матери, богини домашнего очага, доброго и нежного существа[165]. Таким образом, разделение на частную и публичную сферы оказывается также и гендерным разделением, и почти повсеместно в капиталистической Европе замужняя женщина не признается в системе права в качестве независимого субъекта[166].