Книга Злейший друг - Ирина Лобановская

Только все равно на душе лежали такая пакость и тяжесть, что никакие извилины, как ни извивались, не рождали даже обычные слова. Ксения жила в атмосфере постоянной лютой злобы и мрачного холода. Как в ледяном склепе. Какая-то оглушенность и растерянность. Она пыталась сохранить хотя бы психологическую видимость некой устойчивости, потому что подобный климат совершенно парализует и не дает ни думать, ни чувствовать, ни жить. И ведь так она существовала годы и годы — и не понимала сейчас, оглядываясь, как смогла прожить, зачем жила и чем держалась? Славой? Абсурд… Надеждой, наверное. То есть — собственным идиотизмом, ничем другим.

Пиршество лицемерия, которое оборвется вот-вот, и лицо Глеба снова станет ледяной маской… Невеселой, скучной и противной, вроде холодной баранины. Но это чисто биологическая защитная реакция организма. Как организм в основном состоит из воды, так душа в основном — из грехов. Вразуми, Господи…

Жизнь обрушилась в очередной раз, и оставалось лишь гадать, кто погибнет на сей раз под ее обломками.

Окончательно все прояснилось и все оборвалось, когда Глеб неожиданно взялся смотреть один довольно старый фильм с еще молодой Ксенией в главной роли. Смотрел, смотрел…

Ксения вошла в комнату.

— Ты ужинать будешь?

Глеб глянул совершенно отсутствующим взглядом откуда-то из темных подземных глубин:

— А ты, оказывается, очень талантливая…

Изумленная Ксения — неизменная сигарета в зубах — села на диван.

— Что это ты вдруг?

Он смотрел тяжелым, ненавидящим взглядом:

— Ты очень талантливая… Чересчур…

Талант — это как раз тот недостаток, который никто никогда никому не прощает, тем более любимой жене. А зависть даже непримиримее всякой ненависти. Особенно зависть к рядом живущему. Она вообще непереносима.

Ксения встала и пошла в ванную. Одиноко сохнущие колготки… Мерзкий запах затхлой воды…

Заверещал телефон. Ксения взяла трубку.

— Кто? — крикнул из комнаты Глеб.

— Хотели услышать Валеру, пришлось отказать, — пробормотала Ксения.

Неплохой оператор, Глеб не смог пережить мысли, что его жена куда талантливее его. Заболел… Сердце… Превратил свою жизнь в одну сплошную истерику. Ксенина жизнь теперь целиком разыгрывалась в театре и на съемочных площадках.

А в доме, в родном доме, опять началась старая свистопляска, и Ксению словно парализовало, сковало душу. Ее зажало, заклинило. Все плавно и верно вернулось на круги своя, сиречь к тому, что происходило летом и осенью, а также и раньше, раньше, раньше… И стало совершенно ясно: сравнительно нормальная жизнь в их доме возможна лишь при жестком условии Ксениного потенциального творческого умирания и вырождения или болезни, иначе — гуляния по самому краю. Видимо, иначе — не дано. Иного — не дано. Но как-то неохота ей было с этой данностью смиряться.

С некоторых пор Глеб даже есть старался в одиночку, так что и редких совместных трапез больше не наблюдалось. В общем — нормальная советская коммуналка. Безмирная жизнь. Безлюбовная. Из которой теперь не видно никакого выхода. Конечно, тошно, но уже все мозговые клетки, синапсы и прочие нейроны — или как там их? — так устали, что Ксения вечерами сидела тихо-мирно, закрывшись у себя, как-то телепалась за закрытой дверью, и это составляло «семейное счастие». И в своем достаточно зрелом возрасте пришла к оригинальнейшему выводу: семейное сожитие — в неизмеримом большинстве случаев этого добровольного безумия — это гибель. Видит Бог — сколько любви, нежности, души, верности и преданности могли увидеть те мужчины, что были с ней! И вот — бедный ее Глеб, который сумел умудриться превратить их жизнь в этот ледяной дом. Так что перспективы стали теперь совершенно бесцветны, туманны, и никакой противотуманной фарой этой мглы не рассеешь.

Ксения опять впала в глубокий стресс и полную растерянность. В 99,99999 процента случаев брак — синоним одного действия: ты берешь и собственной рукой, вроде бы будучи в ясном рассудке и твердой памяти, вводишь в свой дом обыкновенного врага. Ты посвящаешь его в сокровенные планы, раскрываешься во всем, не оставляешь никаких защитных устройств и в некий день «Ч» обнаруживаешь: ты полностью разоружена и взята в плен. Разлюби твою мать… Такая злоба порой охватывает: снова заболела, рассиропилась, поверила… вроде бы начала душевно приободряться… стала думать и работать — и опять вся эта бодяга! И так все это обрыдло — слов просто нет никаких! Но надо жить. Хошь не хошь — нужно как-то выгребать, пытаться что-то делать. Хотя в пределах квартиры это очень и очень непросто. И, откровенно говоря, не шибко уютно. Вот такая была нынешняя диспозиция, и веры, будто что-то может прийти в нормальное состояние на какой-то ощутимый срок, у Ксении не осталось ни на гран. Очень бы не хотелось озлобиться, очерстветь, огрубеть сердцем. Она старалась, чтобы этого не произошло. Через не могу…

Размышляла: ее семейная жизнь не сложилась потому, что в ней не нашлось христианского миропонимания. Ксения просто не знала, что главный в семье — муж, а жена должна ему во всем подчиняться. В ее семьях она всегда была ведущей. Считала себя таковой. И, как во многих других семьях, у них нередко начиналась борьба за пальму первенства. И дети… Двое детей — это грех абортов. Пусть даже грех прощен, смыт, но все равно остался тяжестью на душе. Горе незабывное… А муж — почему он глава семьи? Не потому, что он мужчина, а потому, что образ Христа, припоминала Ксения. Жена — икона, образ Церкви. И жена должна повиноваться мужу, как Церковь повинуется Христу. Ах, деспотизм! Ах, закрепощение женщины! Да речь не об этом! О первенстве — но в ответственности, заботах и любви. А пока — неверная тенденция умаления роли женщины как супруги и матери.

Как трудно жить на земле… Но никто тебе и не обещал, что будет легко.

После очередной семейной разборки Ксения не выдержала, упала вечером на диван:

— Не могу больше, сил моих нету! Господи, помоги!..

Она лежала так долго-долго, не двигаясь, словно собралась умирать. А потом вдруг вспомнила: совместная жизнь в семье полезна для души. И семейный крест — один из самых тяжких. Почему вокруг столько разводов? Это обычное нежелание и неумение нести свой крест. При венчании дают клятву перед Евангелием и крестом быть единой плотью, брать на себя тяготы друг друга. Венчаются на муки… Многому люди в семье друг у друга учатся: терпению, смирению, любви, заботе о ближнем. Ксения ничего этого не умела. И никогда не венчалась.

Когда-то ее потянуло и в политику.

— Вспышка социальной активности, — иронизировал Глеб. — Если бы ты представляла, как с тобой трудно! Пора мне тебя разменять на две по двадцать в разных районах.

Ксения много писала, выступала в печати, а потом… потом вспомнила: а как же мирность духа? Главный критерий человека… И ей или идти в революционерки, то есть рвать со всеми корнями и основами, любая революция на том стоит, но как дальше дерево расти будет? — или прекращать говорить о политике. Не надо никакой агрессии. Вот икона, и молись за Россию.