Книга Цена наслаждения - Кресли Коул

Виктория свирепо взглянула на него и влепила ему пощечину, а затем откинулась назад.

Йен изо всех сил крепился, чтобы не рассмеяться.

– В лагере мы пробудем недолго, – отчеканил Грант. – Поскольку мисс Скотт сейчас на борту, пусть она по своему вкусу подберет для Виктории одежду из сундука, который я купил.

– Будет исполнено. – Собираясь уходить, Йен блеснул напоследок своей ослепительной улыбкой.

– Кузен! – окликнул его Грант. – Я могу надеяться, что ты не станешь распространяться об этом?

Йен повернулся и приложил руку к сердцу.

– Ты меня обижаешь. Разве я позволю злоупотребить твоим доверием? – Он неторопливо удалился, тихо посмеиваясь, оставив Гранта вдвоем с Викторией.

Некоторое время Грант, потирая лицо, размышлял над чем-то, потом неуверенно сказал:

– Похоже, вы пришли этой ночью ко мне в постель...

– Нет, это вы вторглись в мою! – немедленно ответила Виктория, награждая его грозным взглядом.

О Боже, она права! Как могла случиться такая неловкость?

Виктория отвела взгляд и сжалась в комок под покрывалом, притянув колени к груди, в то время как Грант в отчаянии схватился рукой за лоб.

– Приношу извинения за свою оплошность. – Он тяжело вздохнул. – Этого не должно было случиться. Больше это никогда не повторится.

Виктория недоверчиво хмыкнула.

– Вы это уже говорили, однако продолжаете трогать и целовать меня.

Его смущение постепенно начало переходить в гнев.

– Вы тоже трогали меня, и довольно энергично, я бы сказал.

– Я наполовину спала! – быстро возразила она.

Грант позволил ей эту ложь.

– Мне нужно одеться, – буркнул он.

На этот раз, вместо того чтобы отпустить насмешливое замечание насчет приличия, Виктория схватила свою одежду и умчалась из комнаты.

Когда Грант сошел вниз, он обнаружил ее уже одетой – девушка напряженно вглядывалась в морской простор, туда, где стоял «Киверел».

– Мы отплываем сегодня? – мягко спросила она, будто еще не веря в это.

– Со следующим приливом.

– И вы сделаете остановку в Кейптауне?

Грант подавил соблазн напомнить ей, что она не в том положении, чтобы предъявлять требования, но в конце концов ответил:

– Ненадолго. Ровно настолько, сколько времени потребуется мисс Скотт, чтобы посетить доктора.

– Значит, уезжаем сегодня, – пробормотала Виктория. Лицо ее побледнело, она не отрывала глаз от корабля. – Я должна пойти забрать кое-какие вещи.

– У вас есть время до конца утра. Я буду сопровождать вас.

Виктория покачала головой:

– Нет, я хочу побыть одна.

Грант понимал, что ее требование оправданно, но, к сожалению, он не мог выпускать ее из поля зрения. «Пусть думает, что будет одна», – решил он.

– Хорошо, согласен.

Он кивком дал ей знак и сам последовал за ней. Без сомнения, Виктория должна была чувствовать его у себя за спиной, не будь она так удручена. Грант уже решил, что она все-таки поняла, что он следит за ней и только делает вид, будто просто слоняется без дела, разговаривая с цветами.

В этот момент Виктория вышла на поляну, где Грант и застал ее стоящей на коленях перед самодельным крестом, обозначающим, по-видимому, место захоронения ее матери. Продолжая прятаться, Грант наблюдал, как она с глазами, полными слез, морщась, шепчет что-то. Ее маленькие плечи дрожали.

Только тут Грант осознал, от чего он ее увозит. Виктория оставляла здесь больше, чем просто остров или даже образ жизни. Вначале Грант рассматривал ее как приз, средство для достижения цели, но сейчас он смотрел на нее другими глазами. Ее душа была глубоко ранена, сама она – сильно напугана и теперь находилась под его опекой.

Виктория открыла старый деревянный сундучок, лежавший возле могилы, и достала шнурок с амулетом. Когда она надела его на шею, Грант понял – она действительно уедет с ними. Поэтому он осторожно удалился, оставив ее наедине с самыми сокровенными переживаниями.

Через два часа Виктория вернулась с ящичком, в котором лежали сувениры и коллекция пятнистых ракушек. Грант застал ее на краю пляжа: она беспокойно наблюдала, как матросы сворачивают лагерь.

Он взял одежду, присланную с корабля, и подошел к ней.

Когда он вложил ей в руки вещи, Виктория недоуменно уставилась на него, словно не понимая, что ей теперь делать.

– Вы не забыли, как...

– Я все помню, – прошептала она.

– Я побуду здесь на случай, если вам понадобится помощь.

Виктория машинально посмотрела перед собой и начала раздеваться.

Грант отвернулся.

– Не волнуйтесь, я не буду смотреть на вас, – неловко сказал он.

– Я готова, – минутой позже сообщила Виктория, однако голос у нее был не слишком бодрый.

Грант повернулся к ней, и его взволновало то, что предстало его глазам.

Утром он впервые увидел ее улыбку и лишь позже осознал, что никогда не задумывался над тем, какие чувства она испытывала в связи с ночным происшествием. И вот теперь – новое потрясение. В светло-синем, как летнее небо, платье Виктория выглядела потрясающе.

Грант устыдился, вспомнив, как он трогал ее утром... Сейчас, когда он оглядывал ее в этом платье, то, что произошло ночью в хижине, представлялось ему просто непостижимым.

Внезапно он нахмурился. Хотя платье с прямым узким рукавом и поясом, плотно прилегающим к талии, очень шло ей, Виктория неловко переминалась в новом наряде. Видимо, широкий, пышный бант на краю декольте ее раздражал. Она оторвала его, оставив гладкий лиф, и посмотрела на Гранта, давая ему возможность высказаться, но он тоже считал, что так стало намного лучше. Виктория была настолько хороша, что не нуждалась ни в каких украшениях.

Она бросила взгляд на судно, и лицо ее исказилось. Что-то в ней, с ее потухшим, как засыпанный валежником костер, огнем и со смиренной гордостью, трогало душу. До сих пор Грант воображал, что эта девушка притягивала его своим сильным характером. Или своей ранимостью? Так чем же, в конце концов?

Неожиданно Виктория подняла подбородок, и Грант почувствовал гордость за нее – будь он проклят, если это не так!

Тори долго смотрела на свое жилище. Трудно представить, что она никогда уже не увидит этих мест. Она чувствовала себя такой же опустошенной, каким ей сейчас казался сам остров, хотя на нем мало что изменилось. В конце концов, они еще не отбыли, а остров уже выглядел совершенно безжизненным, даже призрачным.