Книга Откровения судебного медика - Игорь Гриньков

Полученные экспериментальные повреждения иссекаются из трупа, а вырезанные препараты кожи или кости проходят все этапы восстановления по методике, упомянутой выше, чтобы идентичность сравниваемых объектов была максимальной.

Сравниваемые раны (реальная на грудине и экспериментальные) оказались практически «близнецами», но говорить, что был использован именно этот нож, эксперт не имеет права, поскольку категоричный вывод возможен только при наличии индивидуальных признаков, позволяющих утверждать, что только это орудие (или оружие), и никакое иное, было агентом травмы.

В проведенной экспертизе указывалось также, что наличие множества повреждений (15) на различных участках тела потерпевшего противоречит версии обвиняемого, где он скромно упоминает всего лишь о трех ударах, нанесенных в грудь.

В связи с тем, что в уголовном деле возникли серьезные противоречия между показаниями Салынова об убийстве им человека предположительно по фамилии Груфанов (множественные ножевые раны на теле, включая переднюю поверхность грудной клетки, с повреждением сердца; длительное нахождение тела в холодном сарае перед вывозом в балку «Аргамджа») и первичным заключением эксперта о причине смерти потерпевшего («Утопление в воде»….. «В воду был брошен живой человек, а не труп…»), следователем было принято решение об эксгумации.

30 марта 1994 года вместе со следователем Валерием Бамбаевым, экспертом-криминалистом Целинного РОВД Геннадием Гончаровым, фотографировавшим процесс извлечения трупа из могилы, и двумя понятыми я выехал на новое Элистинское кладбище.

Погода стояла хотя солнечная, но холодная и ветреная и, по меткому народному выражению, буквально «вышибала соплю». Моя экспертная функция была чрезвычайно проста: изъять от трупа для дальнейшего лабораторного исследования несколько длинных трубчатых костей. Для этого совсем не обязательно везти останки в морг, все можно сделать на месте, даже не извлекая их из гроба. Кладбищенский служитель помог нам найти нужную могилу — жалкий холмик земли с табличкой, на которой был указан номер.

Не хотелось быть захороненным в подобной могилке, где портрет на мраморной плите с датами начала и конца славного жизненного пути и проникновенными словами от родных и друзей заменяет растрескавшаяся дощечка с полустертыми цифрами. Хотя, по большому счету, не все ли равно!

Пока посиневшие от холодного ветра два «указника» (Бамбаев предусмотрительно прихватил их из ИВС) копали землю, поддерживая силы и моральный дух предвкушением обещанной в качестве награды бутылки водки, мы грелись в «уазике».

Наконец гроб, сколоченный из грубо обструганных и плохо подогнанных досок, был извлечен из могилы, крышка его вскрыта, и подошла пора вступать в дело мне. В традиционных резиновых сапогах (грязь по колено), в полосатой «бухенвальдской» пижаме, натянутой для тепла и гигиены поверх свитера и брюк (все равно ветер пронизывал насквозь), в медицинских перчатках, с пинцетом и секционным ножом в руках, я опустился на корточки рядом с раскрытым гробом. Представшая взору картина хотя и не вызывала никаких особых эмоций, так как была привычной и заурядной, но все же напоминала о бренности бытия и о нашем кратковременном пребывании в качестве гостей в этом «лучшем из миров».

То, что мы не ошиблись с трупом, свидетельствовали цифры на табличке и «амбарная» книга в руках кладбищенского служителя, а также отсутствие у трупа головы (результат все той же декапитации) и грудины, иссеченных экспертом при вскрытии. Все равно мы убедились, что пол и рост соответствуют аналогичным параметрам прошлогоднего трупа. Кожа, мягкие мышечные ткани и внутренние органы были полностью уничтожены процессом гниения, лишь на некоторых костях скелета сохранились остатки связочного аппарата и суставные (гиалиновые) хрящи. Каких-либо повреждений на костях не имелось, за исключением множественных переломов ребер с обеих сторон и в различных отделах: справа — со 2-го по 5-е спереди и сзади — двойные); слева — со 2-го по 4-е в передних отделах; с 5-го по 10-е в боковых отделах. Большинство переломов имели значительное угловое смещение с прогибанием концов отломков в полость грудной клетки (недаром экспертом при первичном исследовании трупа были зафиксированы разрывы пристеночной плевры). Внимательное изучение концов переломов с помощью сильной лупы убедили меня в том, что никаких царапин на плотном веществе кости и так называемой «завальцованности» (признаков, свидетельствующих, что после травмы и до наступления смерти потерпевший какое-то время дышал) не имелось. Следовательно, после ножевого ранения в сердце смерть наступила очень быстро — экскурсии легких (дыхательных движений) практически не было. Значительная часть переломов имела разгибательный характер, то есть они образовались от сильных локальных ударов предметом (или предметами) с ограниченной травмирующей поверхностью, а не при падении, что очень любят безосновательно доказывать некоторые адвокаты. И таких ударов было нанесено в грудную клетку потерпевшего не менее 4–5.

Версия Салынова А. становилась все более уязвимой. Мало того, что он фактически «нашинковал» ножом тело потерпевшего, тот был еще забит (вероятнее всего) ногами, так что на грудной клетке не оставалось живого места. Вот вам и застенчивые показания о трех ударах ножом.

Мой личный опыт в судебной экспертизе научил не слишком доверять показаниям свидетелей, подозреваемых и обвиняемых. Многим из них цена — пятак в базарный день. Подозреваемые и обвиняемые, по вполне понятной логике, стараются преуменьшить свою роль в содеянном; кому же хочется сидеть «лишний» срок в ИТК (или «на зоне», как у нас повсеместно выражаются). Свидетели — тоже люди; некоторые могут внезапно получить ретроградную амнезию (потерю памяти на прошедшие события), совсем как в мексиканских сериалах, с ними могут задушевно поговорить родственники обвиняемых, как сами, так и через хороших друзей; да мало ли факторов, влияющих на такой субъективный феномен, как человеческая память…

Мне осталось выполнить кое-какие формальности, из-за которых и была назначена эксгумация. Почти беспрепятственно я вылущил из суставов правые плечевую и бедренную кости и уложил их в целлофановый пакет. Эта эксгумация оказалась самой простой в техническом смысле в моей практике.

Доставленные в лабораторию Бюро кости были обработаны: освобождены от остатков мягких тканей и связок, тщательно промыты дистиллированной водой и высушены, после чего были произведены их циркулярные распилы, а костно-мозговые каналы промыты дистиллированной водой с добавлением азотной кислоты, разрушающей костные балки губчатого вещества костей, но не затрагивающей сверхпрочный кремниевый панцирь диатомового планктона. «Промывные» воды, помещенные в стерильную посуду, были переданы в судебно-химическое отделение (заведующий Николай Васильевич Авдеев), где по специальной методике приготовили так называемый минерализат, из которого в гистологическом отделении (заведующая Тамара Петровна Громова) были изготовлены препараты на стеклах для микроскопии. Как и следовало ожидать, ни в одном из 40 полей зрения диатомовый планктон обнаружен не был.

Поэтому судебно-медицинский диагноз и «выводы» в моей экспертизе были предельно кратки: «Основной диагноз — Скелетированный труп мужского пола. Закрытая тупая травма грудной клетки с множественными (локальными разгибательными) переломами ребер с обеих сторон. Отсутствие диатомового планктона в костномозговых каналах длинных трубчатых костей.