Книга За секунду до взрыва - Екатерина Польгуева

Следы войны и запустения были видны и здесь, в поселке. Но все-таки он не производил такого жуткого впечатления, как те разбомбленные многоэтажки. Пустыми окнами зиял только один уже давно разрушенный дом. Остальные, в том числе и маленькие, окруженные заснеженными садиками, выглядели жилыми. В центре двора, к которому мы подошли, был даже залит небольшой каток, там пятеро мальчишек играли в хоккей. Правда, они были без коньков. В палисадничке у большущего снеговика (как из старых детских книжек, даже с носом-морковкой, хотя, может, морковка была и ненастоящая) возилась малышня. Бабулька с палочкой, в старом пальто, но модной шляпке осторожно шла по плохо расчищенной дорожке к хлебной лавке, рядом с которой толпился народ. В большой серой толпе мелькали зеленые пятна бегающей туда-сюда пацанвы. Как сюда доставляют хлеб и другие продукты, мне сложно было вообразить.

Едва Дед скинул с плеча рюкзак, где, по его словам, были как раз продукты для родственника, к нам подбежали пацаны – те самые, что играли в хоккей.

– Дед, ну наконец-то! Что долго так? – насуплено обратился к нему по-русски старший из подошедших. Лет, наверно, десяти или одиннадцати, но высокий, только чуть пониже меня и Деда. Он был без шапки и наголо брит. Скользнул по мне темными, настороженными глазами, но ничего не сказал. Остальные мальчишки были младше: все, как и старший, в одинаковых зеленых курточках и в шапках – тоже зеленых, вязаных, с длинными ушами. Будто и правда в форме, причем примерно одного размера. Если у старшего мальчишки из слишком коротких рукавов смешно торчали запястья, то самому маленькому куртка была велика размера на три, а шапка все время наползала на нос. Тут до меня дошло, что одежда эта – из гуманитарной помощи Красного Креста. Как и на ребятах в хлебной очереди. Нам в гимназию несколько раз привозили такую же. Неужто и до этого богом забытого места Красный Крест добирается?

– Ладно – заждались. Двух часов еще нет: как обещал, так и пришел, – Дед ответил на чистейшем русском.

Я в первый момент даже обалдела. Наверно, потому, что никогда раньше не слышала, как он говорит по-русски. Но сразу же сообразила: чего удивляться, коли он из Синереченска. У него небось среди друзей русских было больше, чем коренных. Вот и набрался.

Черноглазый мальчишка продолжал молча сверлить меня взглядом. Потом вопросительно глянул на Деда.

– Это Марта. Мы вместе пришли из Города, потому что так надо.

Объяснения Деда были не слишком-то понятными. Но черноглазый ими удовлетворился. Или в этой компании не принято задавать лишних вопросов.

– Ладно, тогда пошли, – черноглазый подхватил Дедов рюкзак и, не оборачиваясь, направился к палисадничку со снеговиком.

Дед махнул рукой, бросил мне: «Я сейчас, минут через десять» – и поспешил вслед за мальчишкой. Догнал, в палисаднике они на минуту остановились и о чем-то поговорили, потом зашли в подъезд. Одним словом, меня к родственнику не пригласили. Хотя бы чуть-чуть погреться и, простите, в туалет сходить. Ну и ладно, в конце концов, сама напросилась. К тому же неизвестно, как тут с канализацией: вполне возможно, что удобства – на улице.

Мелкие мальчишки смотрели на меня с любопытством и совсем без настороженности старшего. Малыш вновь поддернул сползшую шапку, улыбнулся, спросил с заметным русским акцентом:

– Ты правда из Города? А чего раньше с Дедом не приходила?

– Ох, Вовчик! Ну а откуда же она еще? С Луны, что ли? А не приходила, значит, так надо было, – сердито, с таким же акцентом (какие вежливые, думают, что я по-русски не понимаю) сказал мальчик, выглядевший самым чистеньким и аккуратным и, судя по всему, совсем не стеснявшийся своего малышового, в бело-черную клетку шарфика.

Я заговорила с ним по-русски:

– А тебя как зовут и остальных ребят? У вас тоже каникулы сейчас, да?

Мальчик в шарфике, ничуть не удивившись моим познаниям, переключился на русский:

– Меня? Тимофеем. А это Ванька и Данька, близнецы. Мы из одного класса. Ну то есть были из одного класса, из третьего «А», пока в школу авиабомба не попала, еще в сентябре. Так что у нас теперь все время каникулы. Мы в общем, не жалуемся: ни уроков тебе, ни контрольных.

Мурашки пошли у меня по спине. Как это – авиабомба на школу? Видно, что-то такое отразилось на моем лице, потому что заговорил один из близнецов. Из-за одинаковой одежды я не сразу и внимание-то обратила, что лица у этих двоих тоже совершенно одинаковые: круглые, глаза с хитрым прищуром, очень пухлогубые рты, и огненно-рыжие пряди выбиваются из-под шапок.

– Ты не пугайся. В школе тогда никто не пострадал. Авианалет вечером был, почти ночью.

– А у вас, значит, школа работает, да? – снова встрял маленький.

– У нас работает. Хотя когда обстрелы или электричества нет, тоже, бывает, закрывают.

Маленький Вовчик вздохнул:

– Везучие вы. А я только в первый класс пошел. И вот всё – ни школы, ни уроков. А мне так нравилось!

– Ну, это потому, что ты в школу только две недели ходил, не понял, что удовольствие – то еще, – хмыкнул не то Ванька, не то Данька.

Вовчик упрямо свел очень темные брови:

– Это вы с Данькой лентяи и пятерочники. А я бы хорошо учился.

– Теперь-то все что угодно говорить можно, а толку? Никто ж не проверит. Вон, Тим у нас лучше всех учился, а тоже не жалеет, что в школу ходить не надо. Не жалеешь ведь Тим, правда?

Аккуратный Тимофей неопределенно пожал плечами, а Вовчик обиженно надулся.

– Вовчик, ну их, не обращай внимания! А я знаю, ты бы хорошо учился. – Я поправила опять спустившуюся на глаза шапку малыша и наконец-то разглядела его. Он был курнос, смугл и пронзительно синеглаз. – А мне вот в школу ходить нравится. Я жалею, когда занятия отменяют.

Последнее утверждение, прямо скажем, не совсем соответствует действительности. Но Вовчику это знать вовсе необязательно. Он снова заулыбался:

– А ты хорошо говоришь по-нашему! И вообще смелая, раз с Дедом пришла. Я думал, в Городе таких и не осталась. Разве что Дед и еще некоторые…

– Ладно, язык-то попридержи. В Городе тоже разные люди живут, – окоротил Вовчика Тимофей.

В его тоне мне послышалось что-то фальшивое: будто и сам он не был уверен, что в городе живут «разные люди».

Как же так получается – мы думаем, что фашисты, убивающие детей Заречья, в РОСТе. А здесь думают, что нелюди, сбрасывающие бомбы на школы, – у нас, в Городе. Но мы такие же, как они. И как объяснить это мальчишкам из Заречья? Как это объяснить себе самой или Томасу, друга которого придавило насмерть бетонной плитой в разрушенном снарядом армии РОСТ доме? Или все-таки Вовчик, рыжие Данька с Ванькой, отличник Тимофей – не такие, как мы?

Нет, лучше не думать об этом, по крайней мере сейчас. Тем более что одно обстоятельство очень даже мешает думать.

– Народ, а есть у вас тут где-нибудь поблизости… м-м-м, туалет, в общем?