Книга Подпольные девочки Кабула. История афганок, которые живут в мужском обличье - Дженни Нордберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В школе Мехран детям тоже не положено видеть представителей противоположного пола обнаженными; это категорически запрещено. Директор сказала мне, что она уверена: на данном этапе для большинства учащихся различие между мальчиками и девочками представляется чисто внешним: брюки или юбка.
Да – и еще знание о том, что те, кто носит брюки, всегда и во всем бывают первыми.
7 февраля 1999 г. Азита поняла, что обманула общие ожидания, но была слишком истощена, чтобы разговаривать или вообще хоть как-то реагировать. Она только что родила – дважды подряд. Роды проходили в маленьком, заледеневшем домике свекрови, где единственным утеплением служило сено, вмазанное в глинобитные стены. Первая из близнецов родилась спустя почти три дня и три ночи схваток, на месяц раньше срока. Девочка весила всего около 1200 г, и дыхание ее было поверхностным. Спустя десять минут ее личико посинело, и когда появилась на свет ее сестра, первая малышка почти не подавала признаков жизни. Вторая девочка тоже была без сознания.
Женщины, которые помогали Азите при родах, не обмыли младенцев. Они лишь вручили их ей, замотанных в тряпки, – для них было очевидно, что дети не выживут.
Когда свекровь заплакала, Азита знала, что эти слезы – не от страха, что ее внучки могут не выжить. Старуха была разочарована. «Зачем, – кричала она, по словам Азиты, – зачем нам еще девчонки в семье? Что я скажу соседям? И остальным деревенским?»
Азита не чувствовала ничего. Год назад она переступила порог своего убогого нового дома уже как собственность бедной крестьянской семьи, неся с собой лишь одну вещь, представляющую ценность, – свою утробу. У ее мужа уже имелась одна жена, чья утроба была той самой причиной, по которой Азиту приобрели в качестве жены номер два. Первая жена родила дочь, а ее второй ребенок – сын – умер. После этого у нее были только выкидыши. Именно это побудило свекровь искать вторую, молодую и здоровую, жену для сына. Вместе с Азитой в дом вошло обещание лучшего будущего для семьи, живущей в маленькой крестьянской деревушке, угнездившейся на склоне горы и еще более изолированной от внешнего мира, чем столица провинции Бадгис, Калайи Нау. В то время до деревни можно было добраться только верхом на осле или пешком.
Домохозяйством из десяти человек, в которое входили два мужа-брата, три их жены и все дети, заправляла свекровь Азиты. Она распоряжалась жизнью жен своих сыновей вплоть до мельчайших деталей. Свекровь решала, как будут распределяться между ними домашние обязанности; что они будут есть и когда; кто будет говорить и о чем пойдет разговор. У нее же хранились ключи от продуктовой кладовой. Подчинение ее правилам означало разницу между сытостью и голодом.
С момента приезда Азите было назначено несколько видов обязанностей. Она вскоре выучилась управляться с коровами (их было четыре: одна дойная и три для полевых работ), десятью овцами и выводком кур. Привыкшая к роли старшей сестры и личности, которая росла в совершенно иных условиях, она вскоре начала высказывать свои мнения и идеи по поводу того, как и что происходило в семье. Азита предлагала мыть руки перед едой, стричь ногти и помогать друг другу с детьми. Она выступала за то, чтобы все они объединили усилия и стали приносить в дом намного больше воды, чтобы бороться с антисанитарией и болезнями. Она предлагала женщинам и мужчинам семейства садиться за стол вместе – радикальная мысль для местных порядков, строго разделявших мужчин и женщин все время – кроме ночи, когда мужу полагалось спать с одной из своих жен. Когда семья больше контактирует – это хорошо, говорила Азита, ведь именно так ее воспитывали.
Ни одна из ее идей не была встречена благосклонно.
Особенной провокацией явилось множество платьев, которые Азита привезла с собой из родительского дома. У каждой женщины в деревенском хозяйстве было только два платья: одно – предназначенное для особых случаев, например свадеб, которое не принято было носить в иное время, и другое, повседневное, полагалось носить десять дней подряд, не стирая, поскольку запасы воды в деревне были крайне скудны. Азите было сказано, что если она хочет чаще надевать чистую одежду, то пусть сама носит себе воду из дальнего колодца.
Кроме того, Азита протестовала против системы, которую применяла свекровь, чтобы держать своих невесток в подчинении: любой намек на нарушение субординации карался ударами палки, на которую старуха опиралась при ходьбе. Первой жене доставалось больше всего, поскольку она чаще других допускала ошибки. Это расстраивало Азиту, и она выступала против такого произвола.
Конфликт постепенно дорос до крика, и, наконец, однажды Азита сделала шаг вперед, прикрыв собой первую жену своего мужа, выдернула из свекровиных рук палку и переломила ее пополам. В ярости она пригрозила свекрови: «Я отвечу тебе ударом на удар. Я Талибана не боюсь, а уж тебя-то и вовсе не стану бояться».
Ислам не одобряет избиение жен, добавила она. Женщины тоже не должны бить других женщин. Старуха уставилась на своих невесток, молча кипя гневом, а потом развернулась и ушла, оставив их вдвоем. Но давняя повелительница женщин семьи не собиралась слагать с себя полномочия. От женщин в семье не просто ждали безмолвного повиновения – оно было нормой и обязательным требованием, если они хотели спокойно жить. Когда Азита осмелилась заступиться за неграмотную и робкую первую жену своего мужа, возникла опасность, что ситуация выйдет из-под контроля, поэтому свекровь пожаловалась своим сыновьям, которые согласились с ней, что так этого оставить нельзя. Поскольку Азита – городская, пришли они к выводу, все зло, которого она набралась в городе, необходимо выкорчевать. Еще есть время, чтобы переделать новоприбывшую в нормальную жену и избавить ее от любых завиральных идей, которые могло посеять в ней декадентское кабульское воспитание.
Их следовало из нее выбить.
Первый удар явился для Азиты неожиданностью. Она никогда не видела, чтобы отец бил мать, да и сама в детстве редко получала шлепки. Теперь же ее муж пользовался деревянной палкой или металлической проволокой, когда та оказывалась под рукой, для регулярных упреждающих побоев без всякой конкретной причины – просто чтобы гарантировать, что никаких споров с его матерью больше не будет. Иногда ему хватало для этой цели просто собственных кулаков.
– По телу. По лицу. Я пыталась остановить его. Я просила его остановиться. А иногда и не просила.
– А в сексуальном плане?
Она умолкает.
– В Афганистане не называют изнасилованием, если муж берет тебя силой, – говорит Азита. – Люди посчитали бы дурой ту, которая стала бы это так называть.
Тело женщины всегда доступно для ее мужа, и не только в целях продолжения рода, но и ради удовольствия, поскольку мужская сексуальность рассматривается как вещь хорошая и необходимая. Если жена не подчиняется требованиям, муж может расстроиться и обратить свои взоры к другим женщинам, а это подвергнет опасности фундамент семьи, а с ней и общества в целом. Преимущественно христианские государства до совсем недавнего времени тоже не признавали насилие в браке{59} противозаконным деянием, поскольку одной из изначальных целей брака была легализация секса. В Соединенных Штатах супружеское изнасилование было признано преступлением во всех штатах только в 1993 г.; в Соединенном Королевстве это случилось в 1991 г.