Книга Что Кейти делала потом - Сьюзан Кулидж

Бедная Лили! Европа для нее состояла из одних «вещей». Она насобирала целые сундуки разных предметов, чтобы увезти их домой; что же до тех коллекций, которые не складывают в сундуки, то их у нее почти не было. Ум ее остался пустым, сердце незатронутым; красота, величие и пафос искусства, истории и природы напрасно являлись перед ее закрытыми, равнодушными глазами.

Жизнь в Швейцарском пансионе скоро вошла в тихую колею, которая одновременно и успокаивала, и побуждала к деятельности. Первое, что делала Кейти утром, едва открывала глаза, – это спешила к окну в надежде хоть мельком увидеть Корсику. Она сделала открытие, что этот ускользающий остров почти всегда можно видеть из Ниццы на рассвете, но, как только солнце поднималось повыше, он исчезал, чтобы больше не появляться на протяжении всего дня. Было что-то захватывающее воображение в этих очертаниях гор, парящих между морем и небом. Она чувствовала себя так, словно у нее была назначена встреча с островом, и редко пропускала час свидания. Затем, когда Корсика опускала на свое лицо яркую вуаль и исчезала из виду, Кейти спешила одеться и принималась за дело, чтобы гостиная выглядела веселой и приятной к тому времени, когда принесут кофе и булочки – чуть позже восьми часов.

И когда миссис Эш появлялась из своей комнаты, она всегда находила зажженный камин с накрытым рядом столиком, Кейти приветствовала ее со спокойным и веселым лицом, и оживленная атмосфера этой утренней трапезы была хорошим началом дня.

За этим следовали прогулка, урок французского и отдых на берегу, когда Кейти писала письма домой, а Эми бегала и играла на солнышке. Ближе к полудню обычно появлялся лейтенант Нед и приводился в действие какой-нибудь план развлечений. Миссис Эш игнорировала очевидный penchant[86]брата к Лили Пейдж и претендовала на его время и внимание как на принадлежащие ей по праву. Молодой Уэрдингтон был в немалой степени увлечен хорошенькой Лили, но в силу давней преданности сестре и привычки исполнять все ее желания безропотно подчинялся ее повелениям. Он становился четвертым в экипаже, когда они ездили за чудесные горы, окружающие Ниццу на севере, к Чимьере и в долину Сен-Андрэ или вдоль берега к Вентимилье.

Он ездил с ними в Монте-Карло и Ментону и вновь и вновь сопровождал их на большие военные корабли, стоявшие на якоре в широком заливе, полупрозрачная голубизна которого делала его похожим на огромный сапфир.

Миссис Пейдж и ее дочь не раз получали приглашение и принимали участие в этих поездках, но в том, как невозмутимо завладевала миссис Эш своим братом, было что-то бесконечно раздражающее для Лили, которая до ее приезда смотрела на лейтенанта Уэрдингтона как на свою исключительную собственность.

– Лучше бы эта миссис Эш сидела в своем городишке, – говорила Лили матери. – Она все портит. Мистер Уэрдингтон теперь далеко не так мил, как до ее приезда. Я уверена, что она рассчитывает влюбить его в Кейти, но тут у нее ничего не выходит – Кейти, кажется, совсем ему не нравится.

– Кейти – довольно милая девушка, – объявила миссис Пейдж, – но она не того рода, чтобы привлечь веселого молодого человека, как я полагаю. Я уверена, что сама она ни о чем таком не думает. Тебе, Лили, нет нужды бояться.

– Я и не боюсь. – Лили надула губы. – Только это так раздражает!

Миссис Пейдж была совершенно права. Кейти ни о чем таком не думала. Ей нравился Нед Уэрдингтон, его открытая манера держаться; она признавала вполне чистосердечно, что считает его красивым, и особенно восхищалась его почтительной привязанностью к миссис Эш и его умением обращаться с Эми. Что же до нее самой, она сознавала, что он едва ли обращает на нее больше внимания, чем требует вежливость по отношению к подруге сестры; но понимание этого ничуть не беспокоило ее. Голова ее была полна интересных впечатлений, мыслей, планов. Она не привыкла быть предметом восхищения и не испытывала ничего, похожего на досаду оставшейся вдруг кем-то не замеченной светской красавицы. Если лейтенанту Уэрдингтону случалось заговорить с ней, она отвечала свободно и откровенно; если нет, она занималась чем-нибудь другим – и в любом случае она и чувствовала, и вела себя совершенно непринужденно, не испытывая неловкости, какую порождают уязвленное тщеславие и обманутые ожидания, и не имея необходимости ее скрывать.

В конце декабря офицеры флагманского корабля давали бал, ставший крупным событием сезона в светских кругах Ниццы. Естественно, что американская публика играла наиболее заметную роль на американском фрегате, а из всех присутствовавших американских девушек Лили Пейдж была бесспорно самой хорошенькой. В изящном платье, с белыми кружевами и украшениями из бирюзы на шее, руках и в волосах, она привлекала больше кавалеров, чем могла придумать, что с ними делать, получала больше букетов, чем было удобно носить, и больше комплиментов, чем нужно, чтобы вскружить голову любой девушке.

Триумф заставил ее отбросить всякую осмотрительность, и она уступила мстительному чувству, которое в последнее время росло в ее душе по причине того, что она предпочитала рассматривать как определенное нарушение долга со стороны лейтенанта Уэрдингтона, и постаралась дать ему почувствовать, каково это, когда тобой пренебрегают. Она оказалась трижды приглашенной, когда он предложил ей потанцевать, она сделала вид, что не слышит, когда он пригласил ее пройтись, она холодно отнеслась к его попытке завести с ней разговор и, казалось, была всецело поглощена другими кавалерами, военными и штатскими, толпившимися вокруг нее.

Уязвленный и удивленный, Нед Уэрдингтон направился к Кейти. Она отказалась пойти потанцевать, сказав откровенно, что не умеет и что слишком высокая. Одета она была довольно просто – в жемчужно-серое шелковое платье, которое было ее лучшим платьем в прошлую зиму в Бернете, с букетиком красных розочек, приколотым к белой кружевной шемизетке, и другим таким же (оба – подарки Эми) в руке; но казалась она приветливой и спокойной, и было в ней что-то, что успокоило и его смятенный ум, когда он предложил ей руку, чтобы прогуляться по палубе.

Сначала они почти не говорили, но Кейти была вполне довольна, когда, прохаживаясь туда и сюда в молчании, любовалась действительно красивым зрелищем – лунный свет на поверхности залива, колышущиеся отражения темных корпусов кораблей и стройных мачт, сказочное впечатление от разноцветных ламп и фонарей и яркий движущийся лабиринт танцующих.

– Вам нравятся такие вещи? – вдруг спросил он.

– Какие вещи вы имеете в виду?

– Да все это дерганье, и вальсы, и увеселения!

– Не знаю, что такое «дерганье», но на все это очень приятно смотреть, – весело ответила она. – В жизни не видела ничего столь очаровательного.

Ее радостный тон и безмятежное лицо, которое он увидел, когда она обернулась к нему, смягчили его раздражение.

– Я верю, что вы говорите то, что думаете, – сказал он, – и все же не сочтите меня невежливым, но большинство девушек нашли бы этот бал довольно скучным, если б получали от него то, что вы, – то есть, я хочу сказать, если бы они не танцевали и никто особенно не пытался их развлечь.