Книга Зак и Мия - А. Дж. Беттс

И тут меня осеняет: колыбелька! Бекки еще ничего не покупала, и, конечно же, ей понравится вещь, сделанная своими руками. А главное, колыбелька – проект смелый и долгосрочный. То что нужно, чтобы держать меня в «здесь и сейчас».

И не думать про Мию.

Мия

Блин, я не за булочками сюда приехала.

Звери милые, конечно, но я здесь не за этим. Я все-таки не ребенок.

В лавке туристы макают нарезанный кубиками хлеб в пиалы, пока женщина рассказывает про пять сортов масла. Вроде, я ее узнаю, хотя выглядит она постройнее, и волосы другого оттенка. Еще она сама приветливость, не то что в больнице, но ведь перед ней сейчас клиенты. Конечно, будешь соловьем заливаться про всякие там нотки вкуса и цвета. Черт, все слишком сложно.

И да, это все-таки его мама. А сам Зак… мне показалось, что это он прошел мимо, когда мы стояли у вольера с эму. Они мне не очень-то понравились. Глаза-бусинки и такой угрожающий клюв… а он не боится. Зашел прямо в вольер в этих своих яркорозовых перчатках и вынес оттуда три яйца.

Там дальше дорожка ведет к калитке с надписью «Входа нет». И рядом старый сарай. Прямо сейчас рядом с ним тот самый парень, общается с кенгуренком. Не пойму, все-таки это Зак или нет? Волосы короткие и темные. Я его таким не помню. Он выглядит лучше, чем я могла вообразить.

Надо бы подойти. Но табличка меня останавливает. Может, окликнуть? А если это не он? Получится неудобно… А если он?

Такой высокий. Впрочем, я же никогда не видела его в полный рост.

Окей, допустим, я его окликну, и он обернется. Что дальше? Кричать: «Ты пооомнишь меняааа?» Меня, которой ты соврал? Сказал, что полегчает. Прикинь, чувак, не полегчало.

Ну вот, он заходит в сарай и скрывается из вида.

Водитель за моей спиной зовет туристов возвращаться из лавки к автобусу, и я иду с ними. Он предлагает мне руку, чтоб помочь подняться, но я отмахиваюсь. Костыли размазывают грязь по мягкой обшивке пола. Водитель дожидается, когда я вернусь на сидение для инвалидов, и автобус трогается с места.

Какая разница, Зак это или нет. В конце концов, это же не план D, который мне нужен. Это так, отклонение от маршрута. Чтобы отвлечься от долгой поездки.

– Ваш билет недействителен, – говорит мне водитель в городе.

– Но я купила его только сегодня утром!

– Он для другого маршрута, без пересадок, – отвечает водитель, выдыхая в сторону облако дыма. Почему он вообще курит так близко к автобусу? – Захотела – спрыгнула, захотела – запрыгнула… Кто ж так делает.

Я делаю так всю жизнь. Что тут поделаешь?

– Если приспичило посмотреть достопримечательности, так нужно брать билет с пересадками, вот и все, – продолжает водитель.

– Мне ничего не приспичило, – отвечаю я. – И я не смотрела достопримечательности. Смотрите, мне надо в Аделаиду, а на билете написано: через Олбани. И дата сегодняшняя. Видите?

Он бросает окурок и на землю и втаптывает его в бетон. Ненавижу, когда люди так делают, не задумываясь, куда потом деваются их бычки. Уроды.

– Садитесь в салон, если так хочется, но я-то сейчас еду в Пембертон. Это в ту сторону, – он машет рукой. – А следующий автобус до Олбани будет завтра.

– Только завтра?..

– Может, вам разрешат проехать по этому билету, но лучше заранее позвонить, вдруг мест не будет. Каникулы, сами понимаете… – он разводит руками. – Повезет так повезет, а нет – никто не виноват.

Поди поспорь.

– Вам повезло! – заявляет парень в хостеле.

Это он так шутит, да?

– Как раз осталось одно место, – продолжает он с резким акцентом непонятного мне происхождения. – Такое время года, агротуристы едут на сбор урожая… – он вдруг замечает мои костыли и смотрит на меня вопросительно. Надо было хоть накраситься. – Вы тоже на сбор, или как?..

Я протягиваю ему 25 баксов и говорю, что вернусь попозже. Не хочется торчать в общем лаунже с другими гостями.

В лавке на главной улице я покупаю сэндвич и кофе со льдом, и усаживаюсь на скамейку возле мясного магазина. Какие-то женщины торчат у прилавка целую вечность, потом выходят с отбивными и сосисками в запотевших пакетах, и о чем-то сплетничают. Дебильные персонажи дебильного городка.

Окно полицейского участка через дорогу обклеено портретами людей в розыске. Я подхожу и рассматриваю эти лица. Кто-то из них уже мертв; кто-то притворяется мертвым. Судя по датам, некоторых в последний раз видели еще до моего рождения.

Моей фотографии тут нет. Мама грозилась обратиться в полицию, но не факт, что обратилась. Слишком жирно – заморачиваться с розыском. А если бы мне и оказали честь и сделали такой портрет, что бы на нем написали?

Разыскивается: Мия Филлипс, 17 лет, пол: женский. Последняя стрижка – светлое каре. Рост: 1 метр 64 сантиметра. На костылях. Нуждается в двух дополнительных циклах химиотерапии и срочной медицинской помощи. Подозревается в краже и мошенничестве. Потенциально опасна.

Если такое объявление и попадет в эти края, меня уже след простынет. Я усвоила урок: больше никаких отклонений от маршрута. Жизнь не благоволит любопытным. К черту незапланированные остановки, к черту уламывать надменных водителей, к черту подруг, к черту бойфрендов, к черту матерей и докторов, а также к черту соседей по больнице, которые вешают тебе лапшу на уши.

Все врут. Хватай рюкзак, дорогая, и вперед. Никуда больше не сворачивай.

Ну их всех в задницу.

Зак

Процессор наконец заканчивает работу, и ночной воздух как будто набухает от тишины. Я слышу, как родители крадутся мимо дома. «Тсс», – шепчет папа, а мама в ответ хихикает. Затем они чокаются бокалами. Наконец, они закрывают за собой входную дверь.

Свежее масло холодного отжима уже разлито в маслобойном амбаре по бутылям объемом 6000 литров. Эван говорил, что урожай выдался очень приличный, а на завтра остается обобрать и отжать еще двенадцать рядов. Через месяц все повторится с сортом Мансанилья. Надеюсь, к тому времени мне снова разрешат участвовать в сборе.

Я сплю головой к окну, и занавески широко раздвинуты. После четырнадцати недель вне больницы это все еще кажется важным.

Непостижимо, как хаотичная вселенная живет по четким правилам. Будто тринадцать миллиардов лет назад был согласован план, которому с тех пор без отклонений следуют галактики. Живут себе там, наверху, в полной гармонии, без всяких сбоев логики, а мы, люди, только и успеваем за отпущенный нам срок, что все испортить и запутаться.

Я слышу, как кто-то идет по траве. Но мама с папой уже дома, а альпаки давно спят. Наверное, кто-то из зверей перевозбудился после туристов и теперь слоняется. Или Шеба, которой скоро рожать, не может заснуть.