Книга Троянский конь западной истории - Анатолий Беляков

Но можно посмотреть на этот вопрос и иначе. В конце концов, и сам Гомер вполне мог быть гомером. Или, наоборот, певец мог взять себе этот звучный древний псевдоним из имиджевых соображений. Это как если бы кто-нибудь сегодня сложил эпическую поэму и подписал ее «Пророк» или «Медиум». А ведь слово «гомер» означало то же самое и имело налет древности и мистики.

Что же написал Гомер? Вопрос выглядит странным, но лишь на первый взгляд. Гомеру приписывали не только «Илиаду» и «Одиссею», но и все поэмы эпического кикла, а также 16 эпиграмм, 33 гимна, до сих пор именуемых «гомеровскими»[185], и две пародии на троянский эпос -«Маргит» и «Война мышей и лягушек». Эсхил (525–456 гг. до н. э.) именовал свои трагедии «крохами с пиршества Гомерова»[186], однако в них развиваются сюжеты в основном киклических поэм. Это говорит о том, что Эсхил считал Гомера их автором. Но уже Геродот (ок. 484 – ок. 425 г. до н. э.) начинает сомневаться в принадлежности Гомеру «Кипрских песен»[187]. Сочинителя «Илиады» и «Одиссеи» и авторов «Киприй» и «Малой Илиады» разводит и Аристотель (384–322 гг. до н. э.)[188]. Окончательно же признали за Гомером авторство лишь двух главных поэм троянского цикла александрийские грамматики (III–II вв. до н. э.), скрупулезно проанализировав содержание, язык и композиционные особенности древних рапсодий.

«Илиада» и «Одиссея» и в самом деле стоят в эпическом цикле особняком, будучи сконцентрированы вокруг единого сюжета (в первом случае это уход и возвращение к своим войскам Ахилла, во втором – странствия и возвращение домой царя Итаки), в то время как все другие киклические поэмы построены на хронологическом принципе, представляя собой последовательную цепь эпизодов. Литературное новаторство Гомера было высоко оценено Аристотелем, учившим, что законченность и целостность сказанию может придать лишь единство действия: «Думается, что заблуждаются все поэты, которые сочиняли “Гераклеиду”, “Тесеиду” и тому подобные поэмы, – они думают, что раз Геракл был один, то и сказание [о нем] должно быть едино. А Гомер, как и в прочем [пред другими] отличается, так и тут, как видно, посмотрел на дело правильно, по дарованию ли своему или по искусству: сочиняя “Одиссею”, он не взял всего, что с [героем] случилось, – и как он был ранен на Парнасе, и как он притворялся безумным во время сборов на войну, – потому что во всем этом нет никакой необходимости или вероятности, чтобы за одним следовало другое; [нет] он сложил “Одиссею”, равно как и “Илиаду”, вокруг одного действия»[189].

Вряд ли мы уже когда-нибудь узнаем о том, кто впервые исполнил песни о Троянской войне и о чем именно в них пелось. С уверенностью можно сказать лишь о том, что появились они задолго до Гомера. Вероятно, эти песни сильно уступали в художественном отношении гомеровским творениям, как уступают им прочие киклические поэмы, но вместе с тем были более близки исторической правде.

«Илиада» и «Одиссея» рождались в течение многих столетий, всякий раз приобретая что-то новое от очередного исполнителя, да и сам Гомер наверняка исполнял их не раз, и всякий раз – по-новому, пока они не были записаны со слов Гомера алфавитным письмом, заимствованным греками у финикийцев приблизительно в IX в. до н. э.

«Илиада» и «Одиссея» рождались в течение многих столетий, всякий раз приобретая что-то новое от очередного исполнителя, пока не были записаны со слов Гомера заимствованным у финикийцев алфавитным письмом.

Кому пришла идея сохранить их в виде записанного текста – неизвестно, как доподлинно неизвестна и цель, которую преследовал древний грамотей. Но вполне вероятно, что инициатором записи был сам Гомер, и, возможно, он даже овладел для этого новомодной письменной техникой.

Высококлассный рапсод, Гомер не нуждался в записанном тексте как во вспомогательном мнемоническом средстве. Не могла прийти в его голову и мысль о том, что песни, которые он поет и которые уже усвоили от него другие поэты, могут исчезнуть[190], ведь они жили, воссоздаваясь при каждом исполнении, уже не один век. Однако как человек, возможно, и слепой, но наверняка дальновидный, Гомер не мог не оценить потенциал возникшей на Востоке передовой гуманитарной технологии – алфавитного письма.

На Востоке письмо использовалось уже не только для хозяйственных записей, но и для нужд эпической литературы. К тому времени были записаны вавилоно-аккадские, шумерские и древнееврейские произведения, близкие по характеру к «Илиаде» и «Одиссее». А именно – «Энума Элиш», сказания о Гильгамеше и древнейшие источники Пятикнижия «Яхвист» и «Элогист». Возможно, Гомер знал об этих записях, но не исключено также, что он самостоятельно пришел к идее поставить на благо возрождающейся Греции всю силу письменного слова.

Высококлассный рапсод, Гомер не нуждался в записанном тексте как в мнемоническом средстве. Однако как человек дальновидный, он не мог не оценить потенциал возникшей на Востоке передовой гуманитарной технологии.

Введение фонетической письменности интенсифицировало социальные процессы, упростив делопроизводство и ускорив «обмен веществ» в культуре. Списки гомеровских поэм снискали колоссальную популярность и разлетелись по всему эллинскому миру. Стихотворные аллюзии на песни Гомера встречаются уже на артефактах VIII VII вв. до н. э., найденных за тысячи километров от предполагаемого места написания поэм – Хиоса или Смирны. К тому же времени относятся и первые росписи сосудов на сюжеты «Илиады» и «Одиссеи».

«Слава Гомера в конечном счете вылилась в его обожествление. Начиная с Аристофана, Гомер постоянно именуется θείος —“божественный”. В Смирне существовал храм Гомера, и одна из медных монет, чеканившихся городом, называлась “гомерик”. В Смирне рассказывали, что Гомер родился от некоего божества, танцевавшего с Музами. Аргивяне приглашали Гомера, наряду с Аполлоном, на каждое государственное жертвоприношение. Птолемей Филопатор соорудил для Гомера храм, где его статуя была окружена изображениями семи городов, споривших за честь быть его родиной. “Апофеоз Гомера” был темой знаменитого рельефа Архелая из Приены. Гомер изображался как символ бессмертия наряду с Дионисом и Гераклом на саркофагах римской эпохи»[191].

По указаниям древних писателей, распространение гомеровского эпоса началось еще при древнеспартанском законодателе Ликурге (IX в. до н. э.). Согласно Плутарху, Ликург познакомился с поэмами Гомера в Ионии (Малая Азия), где они сохранялись у потомков Креофила – то ли ученика, то ли нежного друга великого аэда. «Найдя, что в них кроме рассказов, доставляющих удовольствие и развлечение, заключено много чрезвычайно ценного для воспитателя и государственного мужа, [он] тщательно их переписал и собрал, чтобы увезти с собою. Какая-то смутная молва об этих произведениях уже распространилась среди греков, а немногие даже владели разрозненными их частями, занесенными в Грецию случайно, но полное знакомство с ними впервые произошло благодаря Ликургу»[192].