Книга Скажи герцогу "да" - Киран Крамер

— Да, она прекрасно поет, — спокойно ответила Дженис.

Как приятно говорить иногда «да» — только не герцогу, конечно.

— Большинство молодых леди никогда не признаются, что не сильны в пении и игре на фортепиано, — заметила леди Роуз. — Хвалю вас за честность, леди Дженис.

Она была искренне благодарна леди Роуз за понимание, хотя на самом деле не была честной.

Мисс Бренсон снова презрительно фыркнула.

— Я уверена, вы понимаете, что передумать не значит проявить слабость. — Дженис устремила взгляд на герцога. — Это означает только желание следовать зову своего сердца, а не подчиняться чьим‑либо прихотям, какими бы высокопоставленными ни были эти персоны.

— Браво! — воскликнул лорд Раунтри.

Герцог не спускал с нее проницательных, но в то же время загадочных глаз и ничего не говорил.

Под его взглядом Дженис бросило в жар, а по коже побежали мурашки. На несколько жутких секунд она горько пожалела, что прислушалась к совету вдовствующей герцогини. Пусть эта женщина и вообразила себя королевой, но что могла она в действительности знать о том, какие требуется приложить усилия, чтобы покорить ее внука?

Но что Дженис потеряет, если попытается?

Ничего. Совсем ничего.

Сестры Опал и Роуз были правы: дела обстояли совсем не так, будто Дженис возвратится к успешной жизни, когда покинет Холси‑Хаус, чтобы вернуться в Лондон.

Спустя несколько секунд, когда мужчины поднялись, чтобы перейти в библиотеку и выпить бренди, его светлость чуть задержался:

— Леди Дженис, вы упоминали, что хотели бы сегодня вечером посетить конюшни. Вместо вас можно послать лакея: он справится насчет вашего кучера и по возвращении доложит.

— Нет, благодарю вас. Я предпочитаю пойти сама.

— Но нет никакой необходимости выходить из дому в непогоду! — настаивал герцог, и глаза его буквально метали молнии в свете свечей.

— Я с удовольствием подышу свежим воздухом. — Дженис вежливо улыбнулась. — А лакей меня проводит.

— Нет, леди Дженис, вы останетесь, — последовал резкий ответ, но далеко не холодный.

И все же присутствующие почувствовали, будто ледяной холод мгновенно распространился по комнате. У Дженис руки покрылись мурашками. Она открыла было рот, чтобы возразить, но не смогла произнести ни звука.

Ей опять вспомнилось предостережение Люка Каллахана: «Остерегайтесь его».

Дженис вдруг поняла, что на сей раз не сможет ослушаться герцога. Посещение конюшни, чтобы повидать щенков, Оскара и грума, которого она не могла забыть, придется отложить до утра. Ей полагалось бы разозлиться на то, что нарушились ее планы, но все это ее лишь немного раздосадовало. Остальные гости, казалось, застыли от потрясения, словно, как и она, завороженные его непререкаемой властностью.

— Язык проглотили, миледи? — Что‑то темное мелькнуло на мгновение в глазах герцога и пропало.

— Нет, ваша светлость. — Слава богу, она все еще могла сказать ему «нет».

Он коротко рассмеялся, и чары рассеялись.

«Может, он совсем не злой, — думала она, когда он желал остальным дамам спокойной ночи. — Может, просто ведет себя так, как положено герцогу». В конце концов, кто не потеряет терпение, если ему противоречить весь вечер. А командовать — законное право герцога.

Но все же когда его светлость в сопровождении друзей покидал гостиную, она была несказанно рада.

Глава 11

Вид освещенных окон никогда не доставлял Люку удовольствия. Сразу всплывали в памяти те дома, мимо которых ему довелось пройти за эти годы, и люди, которых удалось мельком увидеть. Кто‑то ел или пил за столом… женщина шила… собака свернулась перед камином… играющие дети. Каждое освещенное окно служило напоминанием, что ему в тех домах нет места.

И вот теперь он здесь, в просторной конюшне, с фонарем в окне, ближе, чем когда‑либо, к дому, с тех пор как был вынужден покинуть сиротский приют в возрасте одиннадцати лет, в ожидании гостьи, леди Дженис.

Как странно ощущать себя хозяином. Наверное, правильнее было сказать, что он похож на паука, поджидающего муху, — пусть это сравнение и не слишком приятное.

Так лучше.

Он позволил себе немного потешиться воспоминанием об их встрече на дороге — о том, как поцеловал своевольную молодую леди, крепко прижимая к себе, как обожгло его желание погладить теплую плоть ее бедра… Он едва не обезумел, как от одурманивающего зелья. На один краткий миг он заглянул в ее глаза и вдруг понял, что узнал ее.

Откуда Люк мог знать ее?

Конечно, не мог, но… знал.

Ей не следовало приезжать в Холси‑Хаус, напомнил он себе, но она здесь.

И встреча с ней может стать самой большой его ошибкой в жизни.

Он уселся возле угольной печки и занялся своей последней деревянной поделкой — фигуркой скачущей лошади размером в половину ладони. У него уже собралась целая коллекция вырезанных из дерева животных, которую он хранил в коробке под кроватью. И пусть сейчас в этих игрушках больше не было необходимости: теперь ему не надо думать о куске хлеба, — привычка мастерить осталась.

Дверь отворилась, когда он начал выстругивать голову лошади. В дверном проеме стояла леди Дженис, раскрасневшаяся, с чуть приоткрытыми губами, словно бежала сюда сломя голову.

— Как щенки? — без предисловий выдохнула она и продолжила, не дождавшись ответа: — Герцог будет недоволен, что я посмела его ослушаться и пришла сюда.

Поднявшись со стула, Люк опустил деревянную поделку в холщовый мешок и спокойно ответил:

— Щенки в полном порядке.

Какую‑то часть его существа — самую неразумную, конечно, — охватил нелепый восторг при виде лица девушки.

Дженис затворила за собой дверь.

— А Эсмеральда?

— Измучена, но держится молодцом, как заботливая мамаша.

Дженис нахмурилась:

— Но ведь что‑то случилось? С Оскаром?

— Он благополучно оправился.

— Зачем же тогда… фонарь в окне?

Неожиданно Люк почувствовал неуверенность. Возможно, не следует говорить ей то, что собирался… Она такая милая. Невинная. Добрая. Зачем она ему? Будут и другие женщины: не она первая, не она последняя.

Или он обманывает сам себя?

Так как же поступить — положиться на случай или следовать тщательно разработанному плану?

Пожав плечами, Люк как мог спокойно сказал, хотя вовсе таким себя не чувствовал:

— Я придумал имя щенку.

Ничего он не придумал — это был лишь способ заманить ее сюда.