Книга Бессмертная и безработная - Мэри Дженис Дэвидсон

Полицейский допрос Роберта Харриса

30 июня 2004 года

55121@02.32.55 – 03.45.32 ночи

Заполнено детективом Николасом Дж. Берри

Четвертый полицейский участок, Миннеаполис,

Миннесота

После того как мистеру Харрису была оказана помощь на месте происшествия, он отказался от госпитализации и согласился сопровождать полицейских Вритнаура и Уоткинса в полицейский участок для дачи показаний.

Допрос проводился детективом Миннеаполиса Николасом Дж. Берри.

Роберт Харрис – кавказец 52 лет, работает таксистом в компании «Желтый кеб». Во время описанных событий был на дежурстве. Мистер Харрис прошел проверку на содержание алкоголя; лабораторные тесты указывают на возможное применение наркотиков.

Детектив Берри: Вы готовы? Кассета... О'кей. Хотите что-нибудь выпить, прежде чем мы начнем? Кофе?

Роберт Харрис: Нет, спасибо. Если я выпью кофе так поздно, то потом не засну. Кроме того, знаете ли, с моей простатой от кофе одни неприятности.

ДБ: Мы можем обсудить события этого вечера?

РХ: Конечно. Вы хотите поговорить о тех двойняшках, которых я ударил бампером по задницам, или о том, почему я был настолько глуп, что взял работу, где должен все время сидеть? Проклятый геморрой.

ДБ: События...

РХ: Ну да, вы хотите знать, что за историю я рассказал вашим ребятам... ну тем, которые оказали мне помощь. Хорошие парни, хотя немного простаки. Говоря так, я, конечно, не хочу их обидеть. Просто из-за этого мы здесь и находимся, не так ли?

ДБ: Так.

РХ: Потому что вы, ребята, думаете, что я сумасшедший или пьяный.

ДБ: Мы знаем, что вы не пьяны, мистер Харрис. Итак, этим вечером...

РХ: Этим вечером я сидел в своей машине и думал о дочке. Ей девятнадцать лет, она учится в университете.

ДБ: В университете Миннесоты, городок Дулут.

РХ: Ага. Я беру так много вторых смен, потому что, черт возьми, ее учебники дорого стоят. Сто десять баксов за книгу. За одну книгу!

ДБ: Мистер Харрис...

РХ: Как бы там ни было, я занимался своим делом – ел обед. Конечно, это было не вполне обеденное время, в десять-то часов вечера, но когда вы работаете уже вторую смену, то делаете что можете. Я сидел на 4-й Лейк-авеню. Многие водители кебов не любят тот район, знаете ли, из-за всех этих негров. Не обижайтесь. То есть не то, чтобы вы выглядели как негр, но...

ДБ: Мистер Харрис, я не афроамериканец, но даже если бы был им, то все равно предпочел бы, чтобы мы придерживались темы.

РХ: Но в наше время никогда не знаешь, чего ждать от людей, не правда ли? Проклятые полицейские. Нацисты. Человек больше не может говорить то, что думает. У меня есть друг, Дэнни Пол, он черен, как туз пик, и называет себя... ну, я не скажу вам как, но он все время употребляет это слово. А если ему все равно, нам-то что за дело?

ДБ: Мистер Харрис...

РХ: Извиняюсь. В общем, я находился в районе, о котором ходят нехорошие слухи, и ел свой обед – швейцарский сыр и ветчину с горчицей, если кому-то это интересно, – когда внезапно мой кеб перевернулся на бок!

ДБ: Как это произошло?

РХ: Сынок, я не успел и глазом моргнуть. Только что я ел, а в следующую секунду лежал на боку, и весь сор, валявшийся на полу машины, сыпался на меня. Правой стороной головы я касался мостовой. Я слышал, как кто-то уходил, но ничего не мог разглядеть. Но это не самое худшее.

ДБ: Что же было самым худшим?

РХ: Ну, я все еще пытался понять, что случилось, и думал о том, сумею ли смыть горчицу с новой фирменной рубашки, когда услышал ужасный крик.

ДБ: Мужской или женский?

РХ: Я не разобрал. Я хочу сказать, что теперь-то я знаю, потому что видел их – их обоих, – но тогда не знал. Кто бы это ни был, казалось, что бедняге отрывают ноги или что-нибудь в этом роде, потому что он вопил и орал, и причитал, и это звучало страшнее всего, что я когда-либо слышал в жизни. А надо сказать, что моей дочери медведь на ухо наступил, но она пробует играть на музыкальных инструментах, и каждый раз на новом. Сейчас, например, на трубе. Но это ничто по сравнению с тем звуком.

ДБ: Что же вы сделали?

РХ: Черт побери, я вылез из такси со стороны пассажирского сиденья так быстро, как только мог. А вы что думаете? Я был на войне во Вьетнаме студентом-медиком. Но, вернувшись в Америку, бросил медицину и никогда больше не входил в больницу, о нет, даже тогда, когда моя жена – да благословит ее Бог – рожала Анну. Но я решил, что, может быть, сумею помочь. Мой кеб был застрахован, так что он меня не волновал, но кто-то попал в беду, и это казалось мне намного важнее. Я подумал: вдруг кто-то случайно сбил ребенка. Многие дороги здесь очень темные. Ничего не видно.

ДБ: А потом?

РХ: Потом подъехал автобус. Он чуть не наехал на меня! Вообще это очень странно, потому что так поздно автобусы обычно не ходят, а этот был пустым, если не считать одного пассажира.

И тут появляется эта девушка. И автобус просто застыл на месте. Я видел, что водитель уставился на нее так, словно она была сделана из шоколадного мороженого. Тогда и я взглянул на нее.

ДБ: Вы можете ее описать?

РХ: Ну... она была высокая, очень высокая – почти моего роста, а во мне без малого шесть футов. У нее были светлые волосы с окрашенными прядками – как они называются? Мелированные! Рыжеватые мелированные волосы и самые большие и красивые зеленые глаза, которые я когда-либо видел. Как старинное бутылочное стекло – знаете, настоящего темно-зеленого цвета. И она казалась очень бледной, как будто все время работала в конторе. Что до меня, так моя левая рука летом загорает как помидор, поскольку всегда высовывается из окна кеба, но правая остается белой. Не помню, что на ней было надето, – я в основном смотрел на ее лицо. И... и...

ДБ: Вам нехорошо?

РХ: Нет, просто это нелегко описать. Я хочу сказать, эта девчушка выглядела лет на пять-шесть старше моей дочери, но... ну, скажем, я хотел ее так, как мужчина хочет свою жену в субботнюю ночь... если вы понимаете, о чем я. А я никогда не спал с девочками, которые годились мне в дочки, хотя моя жена уже шесть лет как умерла. Так что я почувствовал некоторое смущение, хотя эти ужасные крики все еще эхом отдавались в воздухе: с чего это я вдруг стал думать моим членом?