Книга Если б не было тебя - Диана Машкова

Старушки в платочках – говорили, из тех, что давно знакомы с батюшкой и помогают ему, – принимали верующих, рассаживали в тепле трапезной, поили чаем. Анюта заметила, что каждый приходит не с пустыми руками, а с угощением, которое тут же выставляют на стол. Стало неловко за то, что не догадалась ничего принести. Но за тяжелыми мыслями никаких других у нее не осталось. Пустая голова. Наконец, несколько часов спустя, пригласили ее в крошечную келью, где принимал батюшка.

В отличие от ожидающих отец ничего не ел и не пил. Сидел на большом деревянном стуле, сложив руки на животе, и смотрел сквозь стекла очков внимательными глазами. Словно всего человека считывал.

Аннушка никак не могла собраться и рассказать все, как есть. Мычала. Заикалась. Опускала голову ниже. Неизвестно как, но батюшка сам всю ее историю пересказал – ей оставалось только кивать.

– Нет твоей вины, – отец Тихон ласково погладил Аннушку по руке. От неожиданности она вздрогнула, а потом сразу успокоилась от прикосновения мягкой и теплой ладони. На сердце стало так хорошо! Даже не верилось.

– Мысли измучили, – пожаловалась она, робко поднимая глаза.

– Это оттого, что мысли твои греховные, – отец Тихон не осуждал, только сочувствовал, – забудь их, и станет легче.

– Не знаю, как…

– На все воля Господа. Никто из нас не хозяин жизни на этой земле: ни своей, ни чужой. А ты ребенка под сердцем носишь. Три месяца – долгий срок, растет человечек. И ручки, и ножки, и сердечко: все уже на местах. Теперь только ждать.

– Что же делать… – Она отняла руку и закрыла ладонями лицо.

– Принять. Оберегать.

– Не могу!

– Аборт – это убийство. Ребеночек жить хочет. Неужто его на части разорвать и из родной матери вытянуть? Не думай, что нет там души. Все чувствует. Все ощущает. И даже предвидит беду – ручонками закрывается, как ты сейчас.

Анюта не выдержала, разрыдалась.

– Младенец не виноват, – отец Тихон погладил Анну по русым волосам, – он должен жить.

– А если я его не полюблю? – Анна едва могла говорить.

– Ты, милая, сначала роди! Сделай милость. Там уже ясно станет. Никто не принуждает тебя нелюбимое дитятко растить.

– Как же тогда?

– Оставишь, если невыносимо. Люди добрые себе возьмут, воспитают.

– А разве бросить младенца – не грех?

– Отказ от ребенка – грех, но не такой тяжкий, как убийство. Пусть родится. Дарован свыше, значит, есть на то причины. Господи, благослови тебя… Не думай дурное. Все сложится. Ступай с Богом, Аннушка!

Анна не помнила, как вернулась в деревню. Домой идти не могла, внутри все смешалось. На ее счастье, Маня была одна – сын в школе, муж на работе. Пошла к ней и рассказала всю правду. Объяснила, как стыдно было, потому не призналась в насилии даже ближайшей подруге. Думала, все обойдется, забудется раз и навсегда. А вон как вышло. Маня всплакнула, попросила прощения за то, что всех потерпевших мела одной метлой. Пожалела подругу. Сказала, если батюшка благословил, всем должно поддерживать и помогать. Оказывается, и она отца Тихона знала, давно уже ходила к нему за отпущением грехов, за советом. Святой человек!

Весть о беде Анны разнеслась по деревне быстро. Чего угодно она ожидала – презрения, обвинений, – но не этой, внезапно свалившейся на нее доброты. Ей сочувствовали, хотели знать, как здоровье, как дела, спрашивали, не нужно ли чего. Как будто впервые в жизни заметили, что она вообще существует. Анна из грешницы и изгоя превратилась вдруг в святую: мало того, что дочь пострадавших за свободу родителей, так еще и жертва насилия. Каждый считал своим долгом принести гостинцы, подарки; приданое ребеночку собирали всем миром.

– Не бойся, вырастим!

– Рожай, не бросим!

Последние месяцы беременности Анна провела как в счастливом сне: на работу не надо ходить – оформила декрет, по хозяйству Маня помогала. Соседи улыбались, вежливо здоровались. Словно в раю.

И вот счастливый момент настал – Верочка родилась. Анюта хоть и измоталась почти до смерти, а кесарево сечение делать не дала. Сама рожала, как ей отец Тихон велел. Сказал, что справится и все хорошо будет. Посмотрела она на девочку, на ее беззащитное личико, и влюбилась. Раз и навсегда.

С того дня и на все детство Верочка стала для мамы добрым ангелом. На заводе смутные времена – новый директор, какие-то хозяева объявились, начали всех увольнять. А Анюту не тронули, мать-одиночка с грудным ребенком. Нельзя. Людей прежней жизни лишили, отправили по рынкам торговать, а у Анны дочка маленькая, за нее Маня, добрая душа, за прилавком стоит со своими и соседскими огурцами-помидорами. Благодарность дочке за то, что подарила матери жизнь, о которой она никогда не смела даже мечтать, превратилась в слепую любовь. Верочка росла как принцесса даже при том, что лишних денег у Анюты никогда не водилось. Но кусочек ткани купить – много ли малышке надо? – и смастерить нарядное платье она умела. Без новых сапог обойтись, зато дочке нарядные туфельки достать могла.

Верочка была похожа на картинку. Другие ребята в деревне лазали где попало, вместе со взрослыми возились на грядках по уши в земле, пололи сорняки. Анина дочка была другой. Мама не разрешала ей даже близко к огороду подходить. Испачкает еще, не дай бог, платьице, ручки о колючки поранит. Анна работала не разгибая спины, а Верочка сидела на белоснежной крахмальной простынке на крылечке и играла в куклы. Она их так нежно качала, так целовала, такие чудесные сказки им рассказывала – мать нарадоваться не могла. По всему было видно, что вырастет хорошая девочка; добрая и ласковая будет мать.

– Сколько детишек-то заведешь? – спрашивала Анюта дочку шутя.

– Пять! – отвечала Верочка без заминки, собирая своих пластмассовых пупсов в охапку.

А вечером, перед сном, Анюта сходила с ума от счастья под поцелуями своей малютки. Уж так крепко она обнимала свою маму, так прижималась к ней!

– Спасибо тебе, Господи, – каждый раз шептала Аннушка, целуя личико чернобрового ангелочка.

Она все собиралась съездить в город, к отцу Тихону, поблагодарить за дочку и попросить благословения для нее, но с появлением Веры времени ни на что не осталось. Маленькая принцесса без остатка заполняла всю ее жизнь.

Глава 2

«Пра-га». Катька повторяла про себя эти два слога как заклинание. Подходила на цыпочках к круглому, покрытому царапинами, с облупившимся лаком, столу и любовалась притаившимся на нем чудом. Прозрачная папка, внутри которой ждали своего часа заграничные паспорта и авиабилеты – невиданные сокровища, – притягивала как магнит. Катя трогала ее осторожными пальчиками с коротко обгрызенными ногтями, и губы расплывались в некрасивой, редкозубой, зато мечтательной улыбке. Наконец-то и она станет человеком! Пройдут, забудутся непрерывные ночные слезы. Останутся в прошлом похвальбы одноклассников: каждый день она только и слышала, что об отцах. Той папа телефон подарил, этой привез шубку из-за границы, третьей до сих пор книжки на ночь читает, как будто она ребенок. Катька срывалась – убегала в туалет и плакала там, пока классная руководительница, Светлана Кузьминична, добрая душа, не приходила за ней и не возвращала ласково, но твердо за парту.