Книга Тридцать пять родинок - П. Елкин

И тут среди копошащейся и гомонящей толпы появился молодой.

Опухший и встрепанный, он стоял посреди комнаты совершенно голый, сжимая в руках комок одежды.

То, что началось, я описывать не буду.

Повторю только, что он мне потом рассказал, — как это получилось.

Он, натрахавшись, уже почти засыпал, как вдруг услышал, что открылась входная дверь, кто-то прошел на кухню, загрохотал холодильником и посудой, потом в соседней комнате послышался мужской кашель… Сообразив, что он спит не дома, а в чужой постели, он с ужасом понял: «Муж пришел!!» На цыпочках, стараясь не шуметь, в темноте собрал свои вещи и выглянул на балкон, но вылезать испугался и спрятался в платяной шкаф. Сидеть ему было неудобно, он начал щупать, что ему там упирается в спину, и обнаружил мою сумку с тремя с половиной бутылками водки, запрятанную молодой женой. Недолго думая он высосал сразу целую поллитру, отрубился и пришел в себя только наутро от непонятного гама и топота народа по квартире.

Тут, наверное, напрашивается какая-то мораль — фиг знает. Я оставляю пустую строку:

Впишите тут мораль сами, по своему вкусу.

Как я чуть не замерз

В далеком восемьдесят втором году дружил я с дочкой полковника, это просто какая-то жопа, доложу я вам. Если какая дама обмирает при виде парадных золотых погон и начинает мурлыкать песню Пугачевой про «настоящего полковника», мне хочется подойти к ней, заглянуть так ласково в глаза и шепнуть в ухо жарко и нежно: «Если прижмут к реке — крышка…» Потом отдам честь и уйду, печатая шаг — «ать-два», делая на ходу повороты через левое плечо.

Был тот папа-полковник мелковат, такого не послать в штыковую, и с биноклем ему не стоять на безымянной высоте — на цыпочках-то не по-солидному будет перед ординарцами… Пожалуй, только финансисты и медики таких размеров могут в нашей доблестной армии дослужиться до заветной папахи. Ну, может, и танкисты еще, как раз за то, что умеют собираться в маленький комочек внутри своих командирских бронемашин. Но этот был именно медиком, и, говорят, когда оперировал он в госпитале, подтаскивали ему в операционную специальную такую подставку, чтобы сподручнее было. Но зато все остальное делал он по-взрослому, как положено: типа водки литр выкушать, а потом, придя домой, орать на жену, забитую учительницу, и дочку-студентку: «Смир-р-р-рна!!!» — и если недостаточно смирна, то и по шее можно отхватить запросто. Короче, боялась подружка моя своего папу-полковника ужасно. Поэтому всегда часов в восемь вечера начинала суетливо оправлять юбку, застегивать лифчик и бежала в ванную смывать любовно нанесенные тени и помады. В десять у нее начинался комендантский час.

Мол, если ты едешь домой, а метро сломалось, автобусы не ходят, на такси денег нету, в подъезде заклинило дверь, лифт не работает и ты, пешком пробежав десять километров, залетаешь на шестнадцатый этаж в 22.01, то ты получаешь от папы нагоняй, а про метро-автобусы-такси-дверь и лифт можешь даже не трудиться рассказывать.

Так что в восемь вечера заводил тоскливую ноту невидимый горнист, и уносило ненаглядную из моих недотискавших рук и от моих недоцеловавших губ…

На фиг мне был нужен геморрой с такой подружкой, спросите вы? Да потому что! — отвечу я, и все знатоки человеческой натуры улыбнутся вместе со мной и покачают головой понимающе… Конечно же, ну просто естественно же, что все остальное время, вдали от папиных команд, отрывалась девушка так, что папа, узнай он хоть сотую, хоть тысячную долю того, что вытворяли мы с его дочкой, зарезался бы на фиг скальпелем или повесился бы на бинтах в ординаторской. Но всегда оставалось у нас с ней ощущение какой-то незавершенности, нам бы вот хоть часок бы еще, ну хоть полчасика…

И тут случилось!

После Нового года уехала мама-учительница на каникулы с классом в Грузию (хотя мнится мне, что не с классом она в Грузию поехала, а как раз тоже хоть немножко оторваться от погонистого мужа, да и на здоровье). И звонит тут мне вечером подружка, мол, приезжай, хороший мой, вызвали полковника на дежурство в госпиталь, раньше девяти утра не появится, и у нас с тобой, ненаглядный, впереди вся долгая зимняя ночь! Сами понимаете, в девятнадцать лет такие приглашения два раза повторять не надо, и уже через двадцать минут я ловил такси, подпрыгивая на тротуаре от нетерпения… (Тут историческая справка: с наших северов доехать до Ясенева обошлось мне тогда в восемь рублей по счетчику. Я, светящийся от радости, плюнул, помню, на червонец, прилепил его водиле на «торпеду» и рванул к подъезду, а водитель, зацепив кусочек моей радости, тоже довольный, кричал мне вслед: «Водки, водки не надо, мужик? У меня дешево! Или шампанского?»)

Но не надо было мне водки и шампанского. У меня и так внутри все смеялось и пело, а ноги заплетались.

Тут дальше все порезано цензурой часа на три.

Помню, было мне лет десять. Шли мы с ребятами гулять и натолкнулись на двоих трахающихся собачек. Я просто бросил взгляд, эка, мол, невидаль, а кто-то из наших все-таки поднял с земли какую-то палку и запустил ее прямо в кобелька, судя по визгу — запустил метко. И пошли мы себе дальше, но шагов через двадцать какая-то тетка догнала нас и почему-то именно меня схватила за рукав. «А если бы тебя так, палкой, а?!» — кричала она. «Да я-то тут при чем?» — удивился я, вырывая рукав из цепких пальцев… «Ничего-ничего, когда-нибудь ты поймешь…» — плевалась мне вслед тетка…

Я понял.

Когда я почувствовал, что кто-то вцепился мне в волосы, я прибалдел. То есть подружка моя в оргазме вытворяла и не такое — она рвала мне волосы, впивалась в спину и кусала за грудь. Но вот же ж она, передо мной, — ну ка-а-ак, Холмс???

Я отбил руку, вцепившуюся мне в волосы, и оглянулся.

Рядом с кроватью стоял полковник и целился мне кулаком прямо в глаз. Бабах! Я покатился на пол.

Когда я поднялся на ноги, полковник мутузил мою подружку кулаками. Бедная девчонка, ойкая и всхлипывая, прикрывалась подушкой, потому что в темноте просто не могла понять, куда уворачиваться. Я перелез через кровать и оттащил драчуна к двери.

— Ты, прапорщик фигов… Ты давай поаккуратнее. Ты, если хочешь подраться, свою телку бей, а мою я тебе бить не позволю…

Бедный полковник аж соплей подавился. Он попытался дотянуться кулаком мне до лица, но я-то уже не на коленях на кровати стоял, так что вояка был мне еле-еле по плечо, и я легко удерживал его на расстоянии вытянутой руки.

— И вообще, воин, ты тут поосторожнее руками размахивай, — ласково уговаривал я скачущего как мячик у меня под рукой полковника. — Ты там у себя во взводе — командир. А здесь, ты ж только посмотри на меня, посмотри — я ж тебя одним ударом, хороший ты мой…

Отчаявшись добраться до меня, полковник вывернулся и бросился в комнату. Дочка, затихшая было под одеялом, испуганно ойкнула, я напрягся и для острастки прикрикнул: «Эй, я ж тебя предупреждал!» — но папашка рванулся не к кровати, а к стулу, на котором была аккуратно сложена моя одежда… Схватив стул со всем висящим и лежащим барахлом, полковник рванулся на меня, словно бык, я едва успел отскочить от ножек, нацеленных мне в живот, папа вылетел в коридор, и я закрыл за ним дверь…