Книга Долина юности - Эжен Мельц

Я надеваю свой сценический костюм. Я его обожаю, делаю из него фетиш и поклоняюсь ему. Он придуман, скроен и сшит Сесиль, подружкой Кристиана, помимо всего прочего, девушкой с самыми красивыми в мире руками. Широкие брюки из черного атласа, длинные носки на подтяжках а-ля Жан-Поль Готье, черная майка и мотоциклетные перчатки. Когда я одет в этот костюм, Бог обращается ко мне на «вы». Я делаю несколько прыжков в артистической. Расставив в стороны руки, подпрыгиваю все выше и выше. Внезапно открывается дверь и входит еще один музыкант, испанец по происхождению, также приглашенный участвовать в передаче.

— Ола! — восклицает он, удивленно взирая, как я липну к потолку. — Откуда вы такие приехали?

— Из Швейцарии, — говорит Кристиан с улыбкой.

— Серьезно? А что это с вашим приятелем? Он накурился эдельвейса?

Общий взрыв хохота. Кристиан разогревает голосовые связки. Через открытую дверь я вижу, как проходят один за другим технические сотрудники передачи. Поскольку сегодня — воскресенье, небольшой столик с круассанами был накрыт в коридоре. Я проглатываю пару этих вкуснятин и возвращаюсь в артистическую. Где-то рядом — голос приближающегося Лорана Рукье, встречу с которым я давно предвкушаю. Я слышу, как он шутит за стенкой с одним из журналистов. Представляю, как он быстро пожимает руку всем в последнюю минуту перед передачей. Его рука неожиданно появляется в дверном проеме.

— Добрый день, как дела? — спрашивает он у испанского музыканта.

Не дождавшись ответа, уходит. Я оседаю, как пирог, вынутый из духовки. Я увидел всего лишь кисть и (если говорить начистоту) кусочек запястья. Правую руку Лорана Рукье, французской радиозвезды, человека, который выпаливает остроты, обгоняя собственную тень. Но зато какая это была рука! Гибкая, энергичная, исключительная. Можно лишь догадываться о длине этой руки. К тому же она украшена несколькими элегантными волосками. Почти райское зрелище, ради которого стоило потратить три часа пятьдесят минут на поездку в скоростном поезде и двадцать пять минут на метро.

Ладно, это еще не все, передача начинается. Почетный гость — его святейшество Гайо. Давая интервью гей-журналам, не осуждая использование презерватива, борясь за «церковь с человеческим лицом, более терпимую, менее боязливую и без табу», беспрестанно путешествуя за пределами своего прихода в Эвре, появляясь то и дело в прессе и публикуя книги, изобличающие политику Франции по отношению к иммигрантам, его святейшество рискует навлечь на себя недовольство Ватикана.

Все участники «Сахарина» толпятся за кулисами, чтобы услышать, как самый злой на язык журналист, Дидье Порт, будет представлять гостя: «Итак, вы сидите на этом нечестивом седалище, оскверненном частым прикосновением ягодиц представителей шоу-бизнеса, гость передачи, в которой свободные и самые разнузданные идеи граничат с распутством, и где каждый божий день имя Девы Марии поносится Патриком Фонтом, а имя Мирей Матье — всей остальной командой. Как католическому хроникеру, которым я являюсь, мне больно вас видеть здесь, Ваше Святейшество. Это настоящий удар по физиономии, прямо в лоб. И для того, чтобы вам это доказать, я бы сказал: „Потрогайте мою шишку, Ваше Святейшество“, если бы не боялся, что некоторые неуместные интервью, которые вы дали журналу „Гей-нога“, не привели бы к каким-нибудь нежелательным обращениям в другую веру». Взрыв хохота в студии. Взрыв хохота по всей Франции, надо думать. Я в восторге. Интервью начинается. Самые смешные и самые соленые шутки летят со всех сторон. Ассистентка предупреждает нас, что мы должны быть готовы к выходу через три минуты. Старый приятель, страх, овладевает мною. Лоран Рукье объявляет: «Они приехали к нам из Швейцарии. И до сих пор ищут подружку по имени Клара. На сцене — „Сахарин“!»

Все участники группы занимают места, обозначенные белым скотчем. В артистической мы договорились, что я появлюсь после вступления духовых. Последние ноты почти прозвучали, а я с ужасом понимаю, что плохо рассчитал расстояние: у меня нет никаких шансов очутиться в нужном месте вовремя. Я выскакиваю как ошпаренный из-за кулис, перепрыгиваю через Его Святейшество, по-прежнему сидящего на своем «оскверненном седалище», и занимаю позицию в ту самую секунду, когда раздаются первые удары барабанов. Изумленные голоса зрителей доносятся до моих ушей. (Поскольку у меня близорукость, то я ничего не могу угадать по выражению лиц, что, надо сказать, меня вполне устраивает.)

Я нанизываю па африканского танца на мотив куплетов. Мои штаны ласково колышутся на бедрах в такт. Во время припева, стоя лицом к публике, широко расставив ноги, я извиваю руки. Это напоминает две ленты, перекрученные до бесконечности. Конец припева: я встаю в профиль и поднимаю правую ногу, чтобы продемонстрировать носок на подтяжках. Взрыв хохота в зале. Каждый мой мускул, каждый мой сустав радуется. Страхи, скрытый стыд, старые комплексы: все забыто. Во мне струится сплошной свет. Когда я танцую, я словно заново рождаюсь на свет. Я родился сегодня утром, радостный и свободный.

В середине песни мы с Кристианом сочинили пародию на балет в шестнадцать тактов. Каждый раз мы хохочем до упаду, изображая boys bands. Я возвращаюсь на свое место в ожидании соло саксофониста. Пока он играет, я приближаюсь к публике и имитирую пару вульгарных жестов. Медленно засовываю руку в штаны. Сесиль сшила мне специальный внутренний карман на уровне молнии. Зрители думают, что вытворяет в данный момент моя правая рука. Конец соло совпадает с паузой, в течение которой я бросаю в воздух пригоршню розовых конфетти, спрятанных в кармане. Всеобщий взрыв хохота. Двести пар ладоней начинают хлопать в ритме. Наша взяла! К концу песни моя майка промокла и со лба стекает пот. Я улыбаюсь всей планете. Лоран Рукье берет микрофон, поясняя «для немногих слушателей, у которых радиоприемник еще не передает изображений, что „Сахарин“ приехал с танцором».

— Зачем нужен танцор на радио? — спрашивает меня Рукье.

— Ну… — говорю я, часто дыша, — поскольку слоган «Франс Интер» гласит: «Слушайте! Здесь не на что смотреть», то мы решили поймать вас на слове.

— Хорошо! Отлично. Спасибо, что навестили нас. Вы молодец, несмотря на воскресенье. Поаплодируем еще раз ребятам. «Сахарин»!

Мы уходим, поздравляя друг друга. Как всегда, я не снимаю свой сценический костюм как можно дольше. Я думаю о следующем диске, который мы запишем в следующем году, и о будущих концертах. Я попрошу Сесиль помочь мне сконструировать костюм, состоящий из цветных резинок, как у Филиппа Декуфле на церемонии открытия Олимпийских Игр в Альбервилле в 1992 году. Нужно будет придумать танец с белой маской. У меня куча идей в голове. И, кто знает, может быть, в этот раз мы найдем денег, чтобы снять видеоклип?

Из артистической мы слышим восторженные «ура» публики. Передача только что закончилась. Ведущие исчезают за потайной дверью, оставив нас за столом, засыпанным крошками круассанов и залитым апельсиновым соком. Нам нужно собирать вещи. Кристиан предлагает пойти в ресторан: «На десерт для Эжена закажем супницу шоколадного крема», намекая на последнюю радиопередачу с «Сахарином», в которой я поклялся съесть «супницу шоколадного крема» в шикарном ресторане Монпарнаса.