Книга Лейтенант из будущего. Спецназ ГРУ против бандеровцев - Юрий Валин

Но гораздо важнее «во-вторых». Резво катили «виллисы», тарахтели впереди мотоциклисты-разведчики, лязгал, не отставал М17 с зенитной установкой, и в этом движении имелось необъяснимое пренебрежение элементарной логикой. Напоремся, непременно напоремся…

БУП[66]-38 и 39, БУП-42, устав бронетанковых и механизированных войск 44-го года, сотни отдельных инструкций и памяток… Некоторые из этих наставлений Вадим Спирин мог цитировать наизусть параграфами и пунктами, а то и целыми страницами. Нельзя идти вот так, наобум, «на дурика». Сколько раз напарывались, и в те первые отчаянные и безнадежные годы войны, и в эти дни небывалых наступлений и прорывов…

Единственная пулеметная очередь из окна или подвала – и вся операция насмарку. Важная, действительно важнейшая акция, способная вывести Отдел к истокам бедствия, оттянуть катастрофу… И влететь сейчас под пулемет, под «кулак» фаустпатрона, будет абсолютной и непростительной глупостью. Или поймать пулю снайпера. Скорость не так велика, но если майор не удержит руль…

Коваленко уверенно крутил тонкую и широкую «баранку», джип свернул за мотоциклистами в узкую, неприятно тенистую улочку. Сейчас упадет с крыши связка гранат, стукнет длинной деревянной ручкой по капоту…

«Виллис» – очень уязвимая машина. Недаром янки в Нормандии и Италии пытались ее бронировать подручными средствами. А пассажиры джипа – грибы-поджарки на сковороде. Практически открыты со всех сторон. Любая пуля, понимаете, любая…

В принципе Вадим осознавал, что иного выхода нет. Невозможно зачистить, прочесать все дома, установить на каждом перекрестке бронетехнику, уничтожить затаившегося противника хорошо подготовленными штурмовыми группами. Нет сил и средств. Командование 1-го Украинского фронта о Психе и важнейших задачах опергруппы ничего не знает, а знало бы, не поверило. Все происходящее – очевидная нелепость и кустарщина. И вмешательство напыщенного полковника Попутного (явного прощелыги и авантюриста) абсолютно ничего не решит. Пусть полковник и изыскал технику и людей – странно, как это ему удалось в условиях уже начавшегося и перешедшего в малоуправляемую на местном уровне фазу наступления – но риск неоправдан. Существует порядок, и порядок всегда бьет класс. Закон мироздания, пусть напрочь сухой, пусть лишенный поэзии и блеска порывов личного и массового героизма, но закон…

Вадим много знал о войне. Знал ее бухгалтерию, ее заблуждения, ее мифы. Знал механику и логику этих грандиозных событий. И знал случайности войны, те моменты, когда от пренебрежения мелочами, от слепой пули, от наезда на мину менялась история…

Как будто они не понимают. Коваленко, пересадивший шофера в кузов и уверенно ведущий джип, пулеметчик, пристроивший «дегтярева» на опущенном и треснутом лобовом стекле. Сам шофер, сжимающий обшарпанный карабин и с любопытством поглядывающий на фронтоны старинных зданий. Мезина, демонстративно отстраненная, словно всю жизнь прокатавшаяся с самозарядкой по чужим городам…

Мотоциклы притормозили – вертел головой сержант на головном трескучем аппарате. Коваленко ободряюще махнул рукой, указывая направление – машины разведчиков плюнули сизым дымом, застрекотали по подъему. Так это уже Каличий проезд, до Цитадели рукой подать…

Подъем… Густая колючая проволока, надписи на немецком, приоткрытые ворота… Коротенькая колонна остановилась. С «виллиса», шедшего вторым, спрыгивали саперы… Обернулся Коваленко:

– Давай, Вадим. Поспокойнее, без суеты.

Это вам говорят, товарищ Спирин. Глупо, чего сидел и ждал, сейчас же тебя не туристом возят.

Вадим, стараясь выглядеть решительным, спрыгнул на дорогу. Ждали саперы, ждал пулеметчик. Ждала, делая вид, что осматривает заграждения, насмешливая Мезина.

Вадим пошел к воротам. Чувствовал, что выглядит нелепо: к массивному бронежилету привыкнуть решительно невозможно – болтаются карманы с «неродными» магазинами, ремень автомата за что-то зацепился…

…Наезженные колеи, но вокруг бурьян, блеклый и пыльный. Кирпич, кажущийся даже древнее, чем семьдесят лет спустя. Парадокс, да… Вадим развернулся боком – совершенно напрасно, створки открыты достаточно широко, но отчего-то сам себе кажешься громоздким…

Сжимая автомат, лейтенант Спирин первым вошел на территорию Stalag-328…

Вошли следом бойцы, пулеметчик занял позицию сбоку – сошки «дегтярева» оперлись о выступ австрийской стены. Впереди простирался плац Цитадели, местами мощеный, местами земляной, вытоптанный до каменной твердости. Возвышались строения трехэтажных казарм…

– Вы пошустрей, – посоветовала Мезина. – Здесь недавно проезжали, но вдруг сюрпризы…

…Это она саперам. Действительно, нужно технику завести…

– Видим, что проезжали. Не отвлекай попусту… – деловито намекнул старшина саперов…

Ворота были проверены, Мезина и трое саперов, негромко переговариваясь, потянули створки. Спирин машинально сделал несколько шагов в сторону – не покидало безумное ощущение, что он здесь один и вся Цитадель на него смотрит…

Стало легче, когда вкатила техника. Странно, смысла облегченно вздыхать, когда мимо лязгает бронетранспортер, нет, но ведь определенно легче…

– Что, вообще пусто? – с некоторым разочарованием поинтересовался Коваленко.

– За той постройкой кто-то шляется, – предположила Мезина. – Доски там роняли.

Вадим ничего не слышал, да и как в звуках двигателей можно расслышать что-то постороннее?

– Проверяем, – скомандовал майор, делая знак машинам.

Вадим едва успел впрыгнуть в «виллис» – покатили, неоправданно резво, в последнее мгновение отвернули от клубка колючей проволоки, мелькнула стена, и, завернув, джип едва не влетел в группу людей – те брызнули в сторону от двери и тележки, на которую грузили ящики. Вскинутые винтовки, крики… Человек в совершенно невоенном светлом плаще пятился от дула самозарядки Мезиной, целился в ответ из браунинга. «Девятьсот десятый»[67], машинально отметил Спирин, не зная, на кого, собственно, направлять ствол своего автомата. Отскочившие от джипа фигуры жались к стене: разномастные, в мундирах и пиджаках, с винтовками, пистолетами, охотничьими ружьями…

– Спокойно! – рявкнул Коваленко. – Кто такие? Что происходит?

– Armia Krajowa! – с вызовом крикнул сухощавый, перетянутый ремнями поляк, показывая на бело-красную повязку на своем рукаве, потом на флаг, кривовато впихнутый в щель над дверью. – Za kogo ty sik, їe sik nie podoba?[68]

Коваленко неспешно сошел с джипа, слегка прогнулся, упершись рукой в «засидевшуюся» поясницу, и бросил ладонь к каске:

– Комендантская служба 1-го Украинского фронта. С кем имею честь?