Книга Почем фунт лиха - Людмила Милевская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И Нелли действительно открыла и действительно узнала, чтоэто Алиса.
— Видеть ее не могу, — украдкой шепнула мне Нелли, стараясьне смотреть в сторону гостьи.
Алиса, ни о чем не подозревая, в присущей ей многословнойманере объяснила, что примчалась за книжкой и через час вернется. Оназапыхалась и было заметно — счастье просто распирает ее душу. Нам же с Неллиэто показалось святотатственным и особенно неприятным.
— Все, поехали, — сказала Нелли, когда за Алисой закрыласьдверь. — Больше тебе оставаться здесь нельзя. Ни минуты.
Клавдия жила в двухкомнатной кооперативной квартирке,построенной в основном на средства нашей бабушки Анны Адамовны, так осуждаемойНиной Аркадьевной. Все в этой квартирке, начиная от тряпки, брошенной у двери,и кончая огромной хрустальной люстрой в зале, абсолютно все — чья-то заслуга,чья-то, но только не Клавдии.
Клавдия всегда в стороне и отрешенно наблюдает, к примеру,за тем, как любовник Нелли устанавливает купленный на деньги бабушкихолодильник, привезенный моим очередным мужем из «блатных» складов приятеляподруги моей покойной матушки.
Нелли знала, что предлагает. В квартире Клавдии я не будучувствовать себя в гостях.
— Клавке ни гу-гу, — наставляла меня по дороге Нелли. —Просто соскучилась, и все. Ей вовсе не обязательно знать о твоих житейскихзатруднениях.
Очень аккуратно сказано, учитывая, что моя жизнь висит наволоске.
— Скажу, что привезла посылку от Нины Аркадьевны, и подшумок неприметно останусь ночевать, — успокоила я Нелли. — Думаю, Клавдия и незаметит моего присутствия.
— Я тоже так думаю, — согласилась Нелли. И тут мне в головупришла мысль. Как же так, ведь если все наши предосторожности не помогут (аАлиса, как оказалось, необычайно хитра) и я погибну, то ни одна душа не узнаето том тайнике, который я заготовила на черный день. Тогда, выходит, вседостанется государству, а значит — никому. От этой мысли меня бросило в жар.
— Нелли, — осторожно начала я заходить издалека, — ты тольконе пугайся, но я очень богата.
— Ерунда, — откликнулась Нелли. — Это ни для кого не секрет.Об этом знает даже кошка Изя.
Обидно, конечно, слышать такое, очень обидно. Я-то думала —это секрет, потому и не стеснялась редких случаев своей скупости.
— Но никто не знает, где я храню наличность, золото ибриллианты, доставшиеся мне от многочисленных мужей и бабули с еемногочисленными мужьями и любовниками, — храбро продолжила я, дав себе слово необращать внимания на реакцию Нелли.
Она и без этого признания надоела мне по поводу моейжадности, которой, хоть убейте, не нахожу в себе абсолютно, за редкимисключением, но об этом я уже упоминала.
— Да знаю, — спокойно отозвалась Нелли. — Драгоценности тыхранишь в своей квартире под диваном, стоящим в Красной комнате.
Нет, мне смешно. Вот и верь после этого Нелли.
— В том-то и дело, что нет, — заявила я. — Недавно вседрагоценности перевезены в Польшу к бабушке Франс, бабулиной кузине.
— Ах, вот в чем дело! — радостно воскликнула Нелли. — Так иесть. Алиска чокнулась под влиянием этого юнца и решила бросить Германа. Теперьей срочно понадобились средства к существованию, а существовать она привыкла наширокую ногу. А-аа! Не за этим ли Алиска примчалась сюда?
— Если и за этим, я ничем ей помочь не могу, потому что всебогатства хранятся в Быдгоще в банке…
— В банке! — возликовала Нелли.
— Да, в банке из-под швабской спаржи, — опустила я ее наземлю.
— Ты с ума сошла! Это же глупо!
— Не так глупо, как ты думаешь, потому что банки рушатся и вПольше, а не только у нас, а доллары уже двести лет доллары, и их у меня такмного, что чихать я хотела на любые проценты. Ну а золото и бриллианты, самапонимаешь, в банк тащить совсем глупо. Им, ей-богу, неплохо и в той банкеиз-под спаржи, которую я купила в овощном магазине Быдгоща.
— Но если ты говоришь, что долларов много, как поместилисьони в банке из-под спаржи? — поинтересовалась Нелли.
— Если купюры приличного достоинства, а банка объемом впятьдесят литров, это элементарно. Я покрасила ее розовой масляной краской.Клянусь, она выглядит неплохо.
— А где стоит эта банка?
— В подвале гаража.
— Вот сумасшедшая! — снова возмутилась Нелли. — Надо же такхалатно обращаться с финансами! Их. ведь там крысы погрызут.
— Не погрызут. Банка в металлическом сундуке. из-подинструментов, а он закрывается герметично. Моим финансам ничто не угрожает.
— А если пожар?
Я обиделась. Какой же дурой она меня считает!
— После смерти дедушки Казика, мужа бабушки Франи, в этотгараж и носа никто не кажет. Там даже электричество некому восстановить.Откуда, по-твоему, возьмется пожар?
— А если бабушка Франя, не дай бог, умрет? Нелливзволновалась не на шутку. Даже руль запрыгал в ее руках.
— Я внесена в бабушкино завещание и наследую этот гараж, —успокоила я ее. — Так что все предусмотрено. Если со мной что-нибудь случится,не трать попусту время, а поезжай в Польшу, утешь бабушку Франю, а заодно ивытащи из подвала банку из-под швабской спаржи. Будет Саньке стольковелосипедиков, сколько он захочет.
Нелли растроганно взглянула на меня.
— Соня, умоляю, не говори больше таких жутких вещей, — едване плача сказала она. — Ты же знаешь — твоей смерти я не переживу. Кроме тебя иСаньки, у меня никого нет.
Мы обнялись, насколько это позволил руль, и от душирасплакались. Такой счастливой я не чувствовала себя давно, со времен последнихобъятий Артура.
— Может, сообщить о спарже Алисе, чтобы она отстала от тебя?— уже въезжая во двор Клавдии, спросила Нелли.
— Ни в коем случае, — запротестовала я. — Тогда она поедет вПольшу и будет тиранить бабушку Франю, чего я не перенесу и умру уже отугрызений совести. Поживу у Клавдии. Не может же Алиска на средства Германабесконечно долго скитаться в Москве, да и юнец когда-нибудь устанет выслеживатьменя. И кто его знает, что будет завтра. Может, юнец найдет себе другую старуюдуру, а Алиска возьмется за ум.
— Маловероятно, — усомнилась Нелли. — Ей особо-то и братьсяне за что.
Она привычно посигналила Клавдии, чтобы та встречала нас.
Клавдия приняла посылку матери и мое присутствие мужественнои без благодарности, как все, что посылает ей жизнь: и квартиру, и холодильник,и люстру, и даже кошку Изю, принесенную когда-то давно соседкой.