Книга Трава - его изголовье - Лайан Герн

– Мы можем отправляться. Кондо едет с нами.

Каэдэ позволила Длиннорукому посадить ее в паланкин. Ей стало легче, когда она очутилась внутри, в полутьме, где никто не видит ее лица.

Отец больше никогда не взглянет мне в глаза. Он отвернется, даже когда вонзит в меня нож.

Добравшись до дома, Каэдэ сняла подаренное платье и аккуратно сложила его. Она надела теплое нижнее белье и одно из старых платьев матери. Она продрогла до костей и боялась окончательно замерзнуть.

– Ты вернулась! – В комнату вбежала Хана. – Где Аи?

– Она еще ненадолго осталась у господина Фудзивары.

– Почему ты не осталась? – спросила девочка.

– Мне нездоровилось. Теперь уже лучше. – Поддавшись порыву, Каэдэ сказала: – Я подарю тебе платье, осеннее, которое тебе так понравилось. Ты спрячешь его и будешь хранить, пока не вырастешь.

– А тебе оно больше не понадобится?

– Хочу оставить платье тебе. Чтобы ты думала обо мне, когда надеваешь его, и молилась за меня.

Хана внимательно посмотрела на нее:

– Куда ты собираешься?

Каэдэ промолчала, и Хана продолжила:

– Не оставляй нас, сестра.

– Ты же не станешь скучать по мне, – сказала Каэдэ, поддразнивая девочку. – Даже обрадуешься.

К ее ужасу, Хана принялась громко рыдать, а затем закричала:

– Я буду скучать! Не покидай меня! Не покидай!

В комнату вбежала Аямэ:

– Что случилось на сей раз, Хана? Не устраивай концертов сестре!

Появилась Шизука:

– Ваш отец у реки, – сообщила она. – Он приехал один, верхом.

– Аямэ, уведи Хану, – велела Каэдэ. – Забери ее в лес. Возьми с собой всех слуг. В доме никого не должно быть.

– Но, госпожа Каэдэ, еще так рано и холодно.

– Пожалуйста, делай, что я говорю, – взмолилась Каэдэ.

Хана заплакала еще громче, когда Аямэ повела ее прочь.

– Она очень огорчилась, – отметила Шизука.

– Боюсь, мне придется причинить Хане еще большую боль, – воскликнула Каэдэ. – Но ей нельзя здесь находиться.

Она встала и подошла к сундучку, где хранила некоторые вещи. Достала оттуда нож и проверила его на вес левой рукой. Скоро будет уже неважно, какой рукой она пользуется.

– Как лучше: в горло или в сердце?

– Не стоит этого делать, – тихо сказала Шизука. – Мы можем скрыться. Тебя спрячет Племя. Подумай о ребенке.

– Я не могу сбежать!

Каэдэ удивилась твердости собственного голоса.

– Тогда я дам тебе яд. Он подействует быстро и безболезненно. Ты просто заснешь и никогда…

– Я дочь воина, – оборвала ее Каэдэ. – Я не боюсь смерти. Кому как не тебе знать, сколько раз я была близка к тому, чтобы лишить себя жизни. Сначала я попрошу отца простить меня, а затем покончу с собой. Единственный вопрос: как лучше?

Шизука приблизилась к ней вплотную:

– Поставь острие вот сюда, сбоку шеи. Вонзи его вверх наискось. Перережешь артерию. – Нарочито равнодушный голос Шизуки дрогнул, и Каэдэ заметила у нее на глазах слезы. – Не делай этого, – прошептала она. – Еще не время отчаиваться.

Каэдэ взяла нож в правую руку. Послышались крики стражников и топот копыт – отец въехал через ворота. Его поприветствовал Кондо.

Она взглянула в сад. Промелькнуло воспоминание из детства, когда она бегала вдоль веранды от матери к отцу и обратно. Мне казалось, что я навсегда это забыла, подумала она и беззвучно зашевелила губами: мама, мама!

Отец ступил на веранду. Когда он вошел в дверь, Каэдэ и Шизука пали на колени, лбом к полу.

– Дочь, – произнес он неуверенно и слабо.

Она подняла голову и увидела, что его лицо залито слезами. Каэдэ боялась гнева, а встретила безумие, и это напугало ее еще больше.

– Прости меня, – прошептала она.

– Теперь я должен убить себя.

Господин Ширакава тяжело опустился рядом с ней, вынув из-за пояса кинжал. Он долго разглядывал лезвие.

– Пошли за Шойи, – наконец сказал он. – Он поможет мне. Прикажи своим людям съездить за ним.

Каэдэ молчала, тогда он сорвался на крик:

– Прикажи им!

– Я сама сделаю это, – прошептала Шизука. Она на коленях добралась до края веранды. Каэдэ слышала, как Шизука разговаривает с Кондо, но тот никуда не поехал. Он поднялся на веранду и остановился прямо за дверью.

Отец неожиданно взмахнул рукой. Каэдэ невольно вздрогнула, подумав, что сейчас он ее ударит.

– Никакой свадьбы не было! – воскликнул он.

– Прости, отец, – повторила Каэдэ. – Я опозорила тебя. Я готова умереть.

– Но ты ждешь ребенка.

Ширакава смотрел на дочь, словно на гадюку, которая готова ужалить в любой момент.

– Да, я жду ребенка.

– Кто его отец? Или ты не знаешь? У тебя было много мужчин?

– Теперь это не имеет значения, – ответила она. – Ребенок умрет вместе со мной.

Вонзить вверх наискось, подумала Каэдэ и вдруг почувствовала, как малыш хватает ее ручками, пытаясь остановить.

– Да, да, ты должна убить себя. – Голос отца поднялся до визга. – Твои сестры тоже должны умереть. Это мое последнее желание. Семья Ширакава исчезнет наконец. И я не стану дожидаться Шойи. Я сделаю это сам. Мое последнее дело чести.

Он расслабил пояс и распахнул одеяние, отодвинув нижнее белье, чтобы обнажить тело.

– Не отворачивайся, – приказал он Каэдэ. – Ты должна смотреть. Это ты довела меня до этого шага.

Ширакава приложил острие лезвия к морщинистой коже и сделал глубокий вдох.

Каэдэ не поверила своим глазам. Она заметила, как сжались его пальцы вокруг рукоятки, как искривилось лицо. Отец издал хриплый вопль, и кинжал выпал из рук. Но не было ни крови, ни раны. Он вскрикнул еще несколько раз и затрясся в рыданиях.

– Не могу, – причитал он. – У меня не осталось мужества. Ты выпила все мои соки, ты, женщина, которая перечит природе. Ты лишила меня чести и мужского достоинства. Ты не моя дочь, ты – дьявол! Ты приносишь смерть всем мужчинам, ты проклята. – Он протянул руки и схватил ее, стаскивая одежду. – Дай взглянуть на тебя, – кричал он. – Посмотрю, чего жаждали другие! Навлеки на меня смерть, как на остальных.

– Нет, – завизжала она, изо всех сил пытаясь оттолкнуть обезумевшего старика. – Отец, нет!

– Ты называешь меня отцом? Я не отец тебе! Мои настоящие дети – это нерожденные сыновья. Сыновья, чье место ты заняла со своими сестрами. Твои дьявольские чары погубили их в утробе матери!