Книга Роксолана. Королева Османской империи - Ирина Кныш

* * *

Недели так через три евнух Мустафа встретил Настеньку в пышном султанском саду. Она здесь пряталась от назойливого гарема, любила сидеть на мраморной скамье, любоваться журчащими струйками воды, сбегающими все ниже и ниже из полных доверху роскошных ваз и обрызгивающих лепестки роз и жасмина. Сидела без дум, потому что и думать тяжело было: нельзя увидеть дно в мутной воде. Нельзя этими горькими думами узнать ни о родном крае, ни о батюшке, ни о тете, ни о подругах, ни о селе Санджары, ни о любимом пане Яреме. Живы ли они, здоровы ли, знают или нет хотя бы краешек правды о ней: как в тихие ночи тосковала она, как горько плакала в подушку… Ищут ли ее, расспрашивают ли о ней? Или, может, их давно нет на свете. Настенька старалась не унывать: иногда, бывало, и засмеется, иногда оживится, что-то веселенькое скажет, а потом вдруг прервет шутку на полуслове, глубоко задумается, сядет в уголок, как сейчас в султанском саду, и притихнет на несколько часов.

Османская миниатюра

В саду были замечательные аллеи: росли вдоль аллей стройные тополя… как и в Украине, там… возле беленькой хаты. Были здесь и кусты роз, которые сбегали ровной ленточкой к большому озеру. В озере плавали лебеди, а в камышах крякали уточки… И здесь было так хорошо, как в широкой степи, которая начиналась сразу же за отцовским домом и простиралась широкой полосой до самого горизонта. Да… здесь, как и в нашей степи, можно было отдохнуть: лечь на шелковую траву раскинуть руки и смотреть-смотреть в синюю глубину родного неба. Прислонить букет ромашек к щеке и дышать полной грудью ароматами чабреца и базилика.

И озеро с утками такое красивое. Так и хочется сбросить эти тесные сапожки, окунуть ноги в воду и кормить утят крошками! И там у нас были озера широкие, вдоль берега росли тополя вперемешку с ивами… Панночки гуляли, и я среди них, в венке и с розой в руке… И вдруг… конский топот и душераздирающий крик Елены Перевесло. Все бросились бежать в село. Я тоже побежала, но упала, споткнувшись обо что-то, что не давало подняться на ноги. Через мгновенье какой-то мерзкий татарин поднял меня и дальше не знаю, что произошло… Господи, Господи!

Ах! какие жуткие воспоминания! Лучше развею тоску чем-нибудь повеселее… Настенька взяла книгу знаменитого Фирдуси[6]и стала читать. Она так увлеклась, что и не заметила, как к ней неожиданно подошел Мустафа. Настенька доброжелательно улыбнулась и вежливо поклонилась, прижав руку ко лбу, как учила старая турчанка.

— Я слышал, что девушка умеет читать по-гречески и по латыни, — вкрадчиво сказал Мустафа, — но даже не предполагал, что госпожа читает и божественного Фирдуси. Какая же это будет приятная новость для нашего великого султана!

— Почему ясный пан так думает? — затрепетала Настенька.

Она не могла забыть тот день, когда ее не захотел видеть султан, но все же радовалась, что так удачно обошлось. То, что говорил ей сейчас евнух, Настеньку огорчило.

— Потому, моя ласточка, султан любит разные науки, стихи и очень уважает умных женщин! Ведь его мать хорошо образована и… кажется, тоже родом из вашего края…

— С моей земли! — вскрикнула Настенька и схватилась за сердце.

— Да… оттуда, — неопределенно махнул рукой Мустафа.

— Но это было давно… Кажется, она уже и язык забыла, и самой страны не помнит, — поспешил сказать евнух. — Я все же думаю, райская девушка, что великому султану надо угодить.

— Как?

— А так, следует узнать поближе султана, не чураться его чтобы, пусть хранит нас Аллах, не прогневался он.

— Я не чураюсь, — простодушно сказала Настенька. — Но, кажется, не так давно сам великий султан накричал на всех нас, велел не попадаться ему на глаза…

— И… и… и… сердце мое! Вчера накричал, сегодня улыбнется. На то он и повелитель наш. А я так думаю, что тебе следует случайно встретить его и одарить солнечной улыбкой — вот он и распогодится.

— Где я могу его встретить? — не понимала пленница.

— В том саду, где гуляет только султан: никто не смеет бывать там, за исключением тех случаев, когда Великолепный позволяет поглядеть на свой сад.

— Что вы говорите, ясный пан! Как же я могу быть там, когда в сад не велено ходить!

— Хе… Произошли, видишь ли, некоторые изменения… хе. Я знаю его хорошо, надо только потерпеть.

— Я очень боюсь…

— Не бойся… Он не накричит на тебя, если ты так нежно глянешь на раненого в самое сердце вдовца-султана. Наоборот: будет расспрашивать кто ты и с какой страны…

— Я боюсь…

— Ах, какая ты! Слава Аллаху, прожил на свете уже семь десятков лет… Знаю мир, знаю и людей, и знаю самого султана. Пережил не одного, много их пережил… Доверься мне и сделай так, как я тебе говорю. Не сделаешь — перейдет дорогу другая, а ты так и останешься жить в темной каморке…

— А что я должна делать? — чуть не плакала пленница: она в этом дворце боялась всех, кто в нем жил. — Сегодня я должна что-то делать? — спрашивала она.

— Нет-нет-нет… не сегодня! Только завтра и то, после обеда. Я отведу тебя в аллею, там рай, истинный рай! Тебе все там придется по вкусу, правду говорю! Сядешь со своим Фирдуси на скамью возле роскошного фонтана, я покажу, я покажу… Когда увидишь великого султана, упади на колени… ну а там уже видно будет, что дальше делать.

— Может, и не видно будет… — размышляла Настенька.

— Ах, какая ты умная! Все мудришь, все мудришь… Делай так, как я говорю: получится все прекрасно… Султан постепенно успокоится. Его надо быстро вернуть на землю, к земной жизни, ибо он великий победитель всего мира, должен он прославлять всю Турцию, а не киснуть, пусть хранит его Аллах от тоски, чтобы не тосковал по женщине, которую уже не возвратишь, которая уже давно переселилась в сады и развлекается среди святых турчанок.

— Хорошо, все сделаю так, как велит ясный пан.

— Вот и хорошо, вот и хорошо! Ты должна помочь нам вернуть великому господину желание вновь править государством. Если удастся, может быть получишь и свободу, может, если господин повелитель пожелает… может… гм… поедешь и на свою землю… так может случиться, здесь такое случается часто…

— Ах! Сделаю, сделаю все, только бы дали мне свободу, только бы выпустили из золотой клетки…

* * *

Настенька по приказу старшего евнуха ждала султана вот уже три дня подряд. А когда у пленницы лопнуло терпение, и она собралась возвращаться в гаремную залу, на тополиной аллее, наконец, показался долгожданный властелин Балкан и всей Турции. Настенька как сидела среди роз и маттиол на мраморной скамье, так и окаменела, как этот мрамор. Только сердце стучало, как пойманная в силки птица. Она старалась успокоиться, утихомириться — и не могла: все слышались грозные слова: «брошу лютым псам на съеденье!»