Книга Дети лампы. Книга 2. Джинн в вавилонском подземелье - Филип Керр

— Ей? Кому?

— Айше. Той, кому нужно всегда повиноваться.

— Где же теперь книга? — спросила Филиппа.

Изаак поднял с пола пальто и показал близнецам потайной карман размером с небольшой рюкзачок. Из кармана он вынул красивую книгу в богатом кожаном переплете, с золотой гравировкой в виде лестницы, наверху которой был — тоже золотой — всевидящий глаз, глаз Хоруса, тот самый символ вечной жизни, который есть на любой американской купюре достоинством в один доллар.

— Вот она. — Изаак положил книгу возле себя на сиденье.

— Но если книга у тебя, — сказал Джон, — а в ней объясняется, как обрести власть над демонами, разве ты не можешь воспользоваться этим знанием, чтобы укротить Асмодея?

— Кажется, чего проще? — отозвался Изаак. — Но только после того, как я… гм… позаимствовал книгу, я обнаружил, что ее не может открыть абы кто. Она открывается только тому, кто действительно мудр и чист сердцем. Синяя джинн наложила это небольшое заклятие на всякий случай — вдруг книга попадет в нечистые руки.

— Значит, ты не способен воспользоваться книгой, даже если бы захотел? — сказала Филиппа.

— Боюсь, что нет. Похоже, весь мир делится на тех, кому она может открыться, и тех, кому она не откроется никогда. И сам факт, что я ее украл означает, что я — среди тех, кому ее открыть не дано. — Он пожал плечами. — Вот так-то.

Джон критически оглядел книгу:

— Можно потрогать?

Изаак снова пожал плечами:

— Валяй.

Джон осторожно взял книгу в руки и с удивлением обнаружил, что она тяжеленная. Весит как камень такого же размера.

— Прямо гиря, — сказал он. — И пахнет так интересно. Вроде цветами, только посильнее.

— Переплет обязательно пропитывается мазью из сока алоэ, — пояснил Изаак. — Наверно, чтобы кожа не трескалась.

Джон положил книгу на колени и пробовал ее открыть.

— Ты прав, Изаак, — сказал он. — Обложку нельзя даже приоткрыть. Значит, я в той же категории, что и ты.

— Но это несправедливо, — заметила Филиппа. — Ты же ее не крал, Джон. И ты, вернее, мы с тобой еще дети. Я не понимаю, как ты можешь быть нечист сердцем, если тебе только двенадцать лет. — Она забрала книгу у брата. — Дай-ка я попробую. — Она тоже обратила внимание на запах книги, поднесла корешок к лицу и вдохнула. — Лилии, — сказала она. — Пахнет лилиями.

— Ладно, не тяни. — Джона интересовал вовсе не запах, которым все еще веяло от его пальцев, а то, сможет ли сестра разгадать загадку книги. — Открывай, если получится.

Но Филиппа тоже не смогла. И покачала головой — расстроенно и сердито. Она немало гордилась своей сообразительностью и добротой и не могла постигнуть, почему книга, предназначенная для мудрых и чистых сердцем, осталась для нее закрыта. Бред какой-то.

Изаак забрал книгу, и только теперь близнецы заметили, что он до сих пор не снял перчаток, да и улыбка у него была какая-то странная. Но скоро Джон понял, что теперь ему кажется странной уже не улыбка Изаака, а ощущение, которое возникло у него самого — странное онемение, сначала в кончиках пальцев, потом в кистях, локтях, плечах… Должно быть, что-то попало на кожу, когда он трогал книгу. И тут его охватил гнев. Он увидел, как Изаак без труда открыл книгу и вынул из вырезанного в страницах тайника несколько предметов.

— Эй, — сказал Джон, еще не вполне постигнув всю степень подлости Изаака. — Ты вроде сказал, что не можешь открыть книгу.

— Я не мог. Пока она не побывала в ваших руках. Иначе я бы испортил обложку.

Теперь и у Филиппы онемело все тело.

— Что происходит? — возмутилась она. — Я не могу пошевелиться.

— Это воздействие дубильной мази, — сказал Изаак. — Она содержит впитывающийся в кожу фермент, восстановленный из яда желтого пустынного скорпиона. Вас это не убьет. Просто парализует на несколько минут. А мне больше и не нужно. И пожалуйста, не обижайтесь. У меня, в сущности, нет выбора.

Джон понял, что на этот раз они действительно попали в беду. Не вот-вот попадут, а уже попали. В этом вся разница. Поэтому он, даже не задумавшись, с легкостью произнес труднейшее немецкое слово, которое являлось ключом к его дискримену, подарку Фрэнка Водьяного. Как предсказывал мистер Водьяной, так и случилось.

Филиппа недаром была близнецом Джона. В голове у нее пронеслись точно такие же мысли, так что в итоге оба они использовали свои дискримены одновременно:

— DONAUDAMPFSCHIFAHRTSGESELLSCHAFT-KAPITAN!

— ШАБРИРИ!

И не добились никакого результата, потому что два дискримена свели друг друга на нет. Кстати, Нимрод дал близнецам лишь одно чрезвычайное желание на двоих еще и для того, чтобы избежать подобных ситуаций.

Конечно, Джон и Филиппа ничего об этом не знали и предположили, что их дискрименам не удалось одолеть Изаака Балай-ага. Близнецы беспомощно наблюдали, как он взял стебли алоэ, немного глины, две звериных кости и кусочки шелка, вырвал у каждого их них по одному волосу из головы и начал мастерить две куколки, которые чем дальше, тем больше напоминали Джона и Филиппу.

— Что ты делаешь? — спросила Филиппа.

— Творю джинн-заклятие. Дело в том, что я могу трансэлементировать вас только поочередно. А если бы я не связал вас заклятием и начал трансэлементировать одного, другой в это время сделал бы со мной то же самое.

— Трансэлементировать? — переспросила Фи¬липпа. — Нам предстоит залезть в бутылку?

— Этот глупый Нимрод вас ничему не научил? Когда вы залезаете в бутылку по собственному желанию, это называется транссубстантизация. Атрансэлементация — это действие, осуществляемое не над собой, а над другим, причем против его желания. — С этими словами он взял две длинные тонкие иглы и проткнул одной из них куклу-Джона.

Джон презрительно усмехнулся:

— Мне даже не больно.

— Причинять боль не входит в мои планы, — сказал Изаак. — Это же не дурацкая кукла для колдовских шалостей, хотя ведьмы и знахари почерпнули кое-какие идеи именно отсюда. Это — просто временное заклятие. Временное, поскольку, когда яд скорпиона испарится, заклятие снимется само собой.

Джон громко крикнул, надеясь, что им поможет охрана поезда или кто-то из пассажиров.

— Успокойся, — сказал ему Изаак. — Все спят. И считайте, что вам повезло. Ведь я не использую диминуэндо, то есть не превращаю в кукол вас самих. Иначе вы бы остались в таком виде до тех пор, пока я не вздумал бы превратить вас в кого-то еще. А так через день-два вы сами вернетесь в обычное состояние. Не волнуйтесь, все путем.

— Но зачем ты это делаешь? — спросила Филиппа. — Что все это значит? Ты работаешь на Асмодея?

Изаак засмеялся и пронзил куклу-Филиппу второй иглой.

— Нет никакого Асмодея, — сказал он. — Вернее, есть, но не в нашем случае. В Сигишоаре вы видели не настоящего Асмодея, а мое собственное произведение, которое я изготовил, чтобы развеять любые ваши подозрения. Для отвода глаз. Нет, дорогие мои, реальный Асмодей догнал бы этот поезд в два счета и разбил бы его в щепки, чтобы достать «Гримуар Соломона». Только это, разумеется, вовсе не «Гримуар». Настоящая книга слишком ценна, чтобы возить ее в поезде. А эта книга — подделка. И демон — подделка, которую я сотворил по рисунку из новой книги господина Ракшаса.