Книга Второе дыхание - Дик Фрэнсис

Я подошел поближе, чтобы посмотреть, и обнаружил, что эта дверь, полускрытая оторванной панелью, заперта на кодовый замок, и на самом деле это вовсе и не дверь, а передняя стенка сейфа.

Ну, если судить по всему острову, этот сейф, должно быть, пуст, как кладовка скряги. Я попытался отворить дверцу, рассчитывая на то, что ураган растряс и сломал все, до чего дотянулся. Но этот барьер устоял. Я пожал плечами и снова отправился на поиски еды.

Большие синие птицы с коричневыми лапами выглядели заманчиво, но без обуви мне к ним было не подобраться. К тому же без огня мне пришлось бы есть мясо сырым. А я был голоден, но еще не настолько. Я, наверно, мог бы поймать одну из игуан покрупнее: они были не так проворны, как мелкие, – но опять же как ее готовить?

А где же коровы?

Коровы дают молоко, а молоко – это еда. Два дня назад на острове бродило большое стадо, и там были телята, а телятам нужно молоко…

Если только все стадо не сдуло в море, если только мне удастся уговорить корову постоять смирно, если мне удастся найти какую-нибудь посудину – хотя бы консервную банку, – часть моих проблем сразу решится.

Только вот беда: стада нигде видно не было.

Весь остров был в милю длиной. На одном конце его стояла деревня, а от деревни к другому концу острова шла утоптанная взлетная полоса, заросшая травой. Я осторожно вышел на полосу, откуда мы взлетели вчера, но, сколько я ни бродил в поисках коров, ни одной не нашел.

Зато, к своей великой радости, нашел оброненный фотоаппарат. Правда, вскоре мой энтузиазм поостыл. Конечно, по идее, фотоаппарат был водонепроницаемый, и к тому же на нем был кожаный футляр, но лежал он втоптанным в лужу грязи, как будто я не просто его уронил, а еще и наступил сверху. Я печально подобрал фотоаппарат и повесил себе на плечо вместе со спасжилетом.

Однако голод не тетка. А потому я побрел дальше вдоль края взлетной полосы, осматривая скалистый склон, спускающийся к неспокойному морю. Стадо могло бы тут спуститься, но ни одной коровы видно не было. Приуныв, я перешел на другую сторону дорожки и отправился обратно. По пути я размышлял о том, что, хотя эта полоса и выложена дерном, на самом деле это настоящее чудо строительного мастерства: широкая, прямая и достаточно длинная, чтобы принимать не только крохотные двухмоторные игрушки вроде нашего «Пайпера», но и крупные грузовые и пассажирские самолеты.

По ту сторону взлетной полосы тянулся более широкий кусок скалистой земли, по большей части выметенный безжалостным ураганом. Пальмы лежали на земле, беспомощно задрав корни, их кроны стелились по земле, как мокрые швабры. Пальмы… кокосы… Я вспомнил, что молоко бывает не только коровье, но и кокосовое, и еще больше ободрал ноги, пробираясь от взлетной полосы вниз, к морю.

Но коров я нашел все же раньше, чем кокосы.

Они лежали на земле, растянувшись вдоль невысокого утеса. Должно быть, этот самый утес и защитил их от бури, а их собственный вес помог им удержаться на месте.

Когда я подошел, многие животные повернули головы в мою сторону, а некоторые поднялись на ноги. Я обнаружил, что среди коров есть несколько быков, и призадумался, не слишком ли дорого обойдется мне это молочко.

Трое быков были могучими «браминами» с тяжелыми подгрудками и массивными плечами. Еще два – сливочно-белыми «шаролезами». Еще четыре – рыже-белыми «херефордами». Еще четыре быка были той масти, которую лошадники назвали бы гнедой, но породу их определить я бы не взялся. И еще было несколько черно-белых быков фризской породы.

Впрочем, благородные джентльмены быстро убедились, что я не хочу стаду ничего дурного, спокойно отвернулись и снова улеглись на землю.

Я смутно припомнил, что из всех пород фризская – самая удойная, а потому принялся с оглядкой пробираться через стадо, пока не нашел весьма мирную на вид фризскую корову, рядом с которой лежал довольный теленок. Доить коров мне раньше никогда не приходилось. Как только я дотронулся до коровы, здоровенная скотина поднялась на ноги и недружелюбно уставилась на меня огромными скорбными очами. Если бы не сосущий голод, я бы, пожалуй, немедленно отступился, особенно когда корова вытянула шею и испустила низкое мычание. Все ее друзья и родственники тут же поднялись на ноги.

Набрать молока мне было не во что, кроме как в футляр от фотоаппарата. Футляр был мерзкий, склизкий, насквозь пропитанный грязью.

Я опустился на колени рядом с фризской матроной, которая повернула голову и удивленно уставилась на идиота, которому вздумалось использовать ее молоко в качестве жидкости для мытья посуды. Но после того, как я в четвертый раз протер футляр и вылил его содержимое, то, чем он наполнился в пятый раз, выглядело куда белее, чище и съедобнее, чем в первый.

Однако отхлебнуть я решился только на шестой раз. Молоко было теплым, жирным, пенистым, со слабым привкусом глины. Следующую порцию я попробовал уже увереннее и наконец десятую выпил целиком. Но тут терпение коровы иссякло. Она хлестнула меня хвостом по носу и с достоинством удалилась.

Желудок мой ненадолго успокоился. Я вернулся в разрушенную деревню и прополоскал футляр в одной из загрязненных цистерн. Потом влажным подолом рубашки оттер грязь со своего фотоаппарата, который к тому времени успел высохнуть. Я несколько раз надавил на кнопку, открывающую затвор. С третьего раза она наконец сработала: фотоаппарат не просто щелкнул, а перемотал пленку.

Я истратил еще два кадра на то, чтобы сфотографировать разоренную деревню. Коров, наверное, тоже стоило бы щелкнуть: большая часть стада увязалась следом, и теперь коровы стояли рядом, наблюдая за мной с кротким любопытством, но только от тридцати шести кадров, которые у меня были, осталось всего ничего. А коровы и есть коровы – чего их фотографировать? Они не более занимательны, чем грибы, которых нету.

Карибское море снова было залито солнцем.

Судя по положению солнца, наступил полдень. Но за мной никто не прилетел.

С тех пор, как мы с Крисом улетели с Большого Каймана, прошло уже больше двух суток. Нас давно должны были хватиться!

Помощь придет!

Я забрел во второе бетонное строение – просто затем, чтобы не сидеть на месте, – и все так же бесцельно отодрал одну из болтающихся панелей, свисающих со стены. Теперь сейф целиком открылся моим глазам: квадратная серая стальная коробка, примерно два на два фута, вделанная в стену на уровне пояса. Я нахмурился. Если бы не ураган, этого сейфа вовек бы никто не нашел. Неплохая идея – скрыть само существование сейфа!

Я попытался его открыть, но стальная коробка устояла даже перед бурей – что ей слабые руки метеоролога!

Запор состоял в основном из короткого плоского рычага, но для того, чтобы его поднять, требовалось набрать код на специальной панели, где были не только цифры, но и подписанные под ними буквы, как на кнопочном телефоне. Не слишком ли сложный замок для скромной грибной плантации? Еще одна тайна, еще один неразрешимый вопрос в ряду других вопросов.