Книга Десятая симфония - Йозеф Гелинек

Через несколько секунд дверь приоткрылась. Толкнув ее, Бонапарты увидели, что в комнате царит полумрак, а Софи, которая, впустив их, немедленно вернулась в постель, лежит с закрытыми глазами, убитая горем из-за недавней потери.

— Софи, мы собираемся ужинать, — сказала княгиня. — Пойдешь с нами?

Софи Лучани едва заметно покачала головой, отклоняя предложение.

— Можно зажечь свет? — спросила княгиня.

Не открывая глаз, Софи протянула руку к стоявшей на тумбочке лампе и нажала на кнопку. Судя по царившему вокруг беспорядку, номер не убирали.

— Тебе нужно выйти, Софи, — начал князь. — Ты слишком давно сидишь здесь взаперти. Не выходишь с тех пор, как тебя подвергли пытке, показав голову отца.

— Со мной все в порядке, — заверила друзей дочь Томаса. — Идите без меня, мне не хочется.

Княгиня села на кровать рядом с Софи и осторожно погладила ее по голове. В конце концов Софи открыла глаза. Они распухли и покраснели.

— Хотя это не входило в наши планы, — сказал Бонапарт из глубины комнаты, — мы на несколько дней задержимся в Испании, чтобы побыть с тобой.

— Спасибо, — пробормотала Софи. — Не знаю, что бы я делала без вас.

Настала пауза, во время которой князь Бонапарт прикидывал, стоит ли ему задать вопрос, вертевшийся у него на языке. Наконец, набравшись решимости, он спросил:

— Софи, ты говорила о нас с полицейскими?

— Я только сказала, что мы остановились в одном и том же отеле. А почему вы об этом спрашиваете?

— Дорогая, — ответила княгиня, — наверняка ты сообщила им кое-что еще. Разве ты не говорила, что после концерта зашла к нам в номер?

— С вами беседовал кто-то из полиции? Приставал с расспросами?

Чета Бонапарт обменялась понимающими взглядами, и княгиня сказала:

— Сегодня днем сюда приходил помощник инспектора Агилар и задал нам кучу вопросов: знакомы ли мы с твоим отцом; почему мы не пошли на концерт, хотя нас пригласили; где мы были в тот вечер, и так далее. Мы подтвердили твою версию, которую ты должна была бы сообщить нам раньше, немного приукрасив ее, чтобы они оставили тебя в покое.

— Оставили в покое? Что ты имеешь в виду?

— Согласно газетным сообщениям, твоего отца убили между двумя и тремя часами ночи. Ты пришла к нам в номер не позже двенадцати. Поэтому мы сказали полицейскому, что проговорили с тобой до трех.

— Но это не так. Я оставалась в вашем номере не больше получаса.

— Я знаю, но с учетом того, что твой отец, скорее всего, оставил свое состояние тебе, своей единственной дочери, полиция сделает все возможное, чтобы выдвинуть против тебя обвинение. В настоящий момент ты единственная, у кого есть конкретная причина желать его смерти.

— Но кому придет в голову подобная нелепость? Что я убила своего отца?

— Если они так и не думают, — продолжала княгиня, — то непременно подумают, когда увидят завещание. А теперь у тебя есть прекрасное алиби, потому что мы можем подтвердить, что в момент совершения преступления ты была у нас в номере.

— Вы в самом деле считаете, что надо лгать полиции? Я могу доказать, что после концерта вернулась в гостиницу. Мне пришлось взять ключ у портье.

— Ты могла потом незаметно выйти из гостиницы, — сказала княгиня, наслаждаясь своей ролью адвоката дьявола.

— Вы очень любезны, — ответила Софи, — но по-моему…

— Это необходимо, Софи, — прервал ее князь. — И для нас тоже. Я начинаю свою политическую карьеру и никоим образом не могу быть замешанным в скандале. Мы обеспечиваем твое алиби, а ты с этого момента — наше.

— Мы никому не причиняем вреда, — уточнила княгиня. — Все мы невиновны и хотим как можно скорее увидеть преступника за решеткой. Единственное, чего мы добиваемся, — это чтобы полиция оставила нас в покое. Представь себе, что по каким-то соображениям судья попросит нас не покидать Испанию. Для Луи Пьера это будет очень огорчительно: через несколько дней у него лекция в Стокгольме.

Пока Софи пыталась понять, правильно ли поступают князь с княгиней, последняя заметила на тумбочке среди множества вещиц и бумаг деревянное колесико с буквами и цифрами на двух концентрических окружностях.

— Что это? — спросила княгиня, взяв в руки странный предмет. — Я никогда не видела ничего подобного.

— Эту штуку несколько недель назад мне подарил на день рождения отец. Она называется диск Альберти и служит для шифровки и расшифровки текстов.

Глава 21

После разразившегося в ресторане скандала Алисия запретила Даниэлю сопровождать ее в аэропорт, и к терминалу ее доставили его друзья, Умберто и Кристина. Попрощавшись с Алисией, они по просьбе Даниэля встретились с ним в ближайшем к его дому кафе, чтобы вместе позавтракать и дать ему возможность облегчить душу.

— По-моему, на этот раз ты здорово влип, приятель, — сказал Умберто, с величайшим тщанием и осторожностью поливая тонкой струйкой оливкового масла только что принесенный тост.

— Я знаю. Но все пройдет.

— Что пройдет? — воскликнула Кристина тоном, не оставлявшим сомнений в том, на чьей она стороне. — Кто на нее давил и уговаривал оставить ребенка? Можно подумать, что для тебя этот ребенок важнее, чем для нее!

— Я знаю, сейчас Даниэля волнует одно, — сказал Умберто, — Десятая симфония Бетховена.

— Она вам и это рассказала? Ну, тут она права. У меня до сих пор звучит в ушах музыка, которую я слышал у Мараньона, и я все больше убеждаюсь в том, что это не реконструкция, а подлинная симфония. Если б я мог это доказать!

— Сейчас ты должен сделать одно: поменьше думать о Бетховене, — сказала Кристина, забирая у Умберто половину политого маслом хлеба. — Не надо на нем зацикливаться. Подожди пару дней, пока буря утихнет, а потом садись на самолет и с букетом цветов лети в Гренобль. Твоя девушка нуждается в заботе и ласке, особенно теперь.

— Но как ты можешь доказать, — спросил Умберто, бросив свирепый взгляд на Кристину, похитившую у него половину завтрака, — что симфония, которую ты слышал у Мараньона, подлинная?

— С помощью партитуры, которой пользовался Томас: я считаю ее переложением для фортепьяно подлинной рукописи Бетховена. Я уверен — и тому есть множество свидетельств современников, — что рукопись существует. Можно попытаться раздобыть запись концерта, чтобы спокойно изучить музыку и один за другим выявить все элементы, свидетельствующие об авторстве Бетховена, — так сказать, его печать.

— И чего ты ждешь? Вдруг Мараньон записал концерт?

— Зато ты делаешь все, чтобы он окончательно забыл о невесте и будущем ребенке, о которых обязан заботиться, — заметила Кристина.