Книга Вилла загадок - Дэвид Хьюсон

Была еще кличка, которую в прошлом году дал ему один словоохотливый гаишник и которая приклеилась к нему намертво, постоянно раздражая. Никто не смел в глаза называть Терезу Лупо "Бешеной Терезой", а вот положение Сильвио ди Капуа было не столь прочным, так что ему приходилось откликаться. Иногда даже Тереза Лупо использовала это проклятое прозвище.

Он только что сунул тело, вытащенное из болота, обратно в "душ", как это называют в морге, когда в дверях возник мордоворот из следственного отдела. Внимания ди Капуа теперь ожидал лежавший на столе мертвый наркоман. Немного поработав с этим грязным волосатым трупом – обычная проверка на передозировку, – Тереза с коротким напутственным словом передала его ди Капуа, а потом схватила пальто и исчезла. Погрузившись в свои мысли, Сильвио склонился над компьютером – надо было внести кое-какие данные.

– Эй, Монашек! – гаркнул полицейский. – Тебе надо войти в "Гугл" и набрать там слово "жизнь". А пока скажи мне, где Бешеная Тереза? Фальконе велел, чтобы отчет о вскрытии лежал на его столе как можно скорее, и я не хочу его расстраивать.

Оторвавшись от экрана, ди Капуа мрачно посмотрел на придурка:

– Доктора Лупо нет на месте.

Полицейский в это время принялся перебирать инструменты, трогать скальпели и так далее – в общем, соваться куда не следует. Принюхавшись к трупу, он осторожно приподнял щипцами серый, дряблый пенис мертвеца.

– Послушай, сынок! Не надо мне дерзить. Мне хватает и одной Терезы. Что случилось с этой женщиной? Каждый день она словно выходит на баррикады. Только не говори мне, что у тебя та же самая проблема.

Ди Капуа встал и протиснулся между этим ничтожеством и трупом.

– Нельзя приближаться к наркоманам, не сделав соответствующих прививок, – сказал он. – Есть теория, что можно схватить СПИД даже через запах. Ты об этом знаешь?

– Ты шутишь! – отшатнулся полицейский.

– Нисколько. Ранние симптомы те же, что и у гриппа, который сейчас распространяется. Боль в горле. Насморк. – Он выдержал паузу. – И в носу так свербит, что все время хочется его почесать.

Потянув воздух, полицейский обтер лицо грязным носовым платком. Ди Капуа указал на плакат, висевший над секционным столом.

– Ты, наверное, не знаешь латынь?

Полицейский уставился на надпись. "Hic locus est ubi mors gaudet succurrere vitae".

– Почему же? "Чтобы здесь работать, не обязательно быть психом, но это помогает".

– Не совсем: "Это место, где смерть торжествует в назидание живущим".

– Что это еще за бред?

Ди Капуа окинул взглядом труп. Бескровный Y-образный надрез, сделанный Терезой, – от плеч к середине груди и далее до самого паха – выделялся на коже мертвеца темными тонкими линиями. Точно такая же линия очерчивала скальп, который можно было сдвинуть для облегчения доступа внутрь черепа. Обычно ди Капуа звал кого-нибудь на помощь, но теперь, когда Тереза куда-то ушла, а остальные болели гриппом, помочь было некому. Кроме полицейского.

– Так говорят патологоанатомы, – ответил Сильвио и, твердой рукой достав вибропилу, отвернул скальп и начал аккуратно вскрывать свод черепа.

Полицейский побледнел и икнул.

– Только, пожалуйста, смотри, чтобы тебя не вырвало в морге, – предупредил ди Капуа. – Это плохая примета.

– Черт! – выдохнул несчастный, следя выпученными глазами, как электропила прокладывает себе дорогу.

– Предварительный отчет лежит вон там, – кивнул ди Капуа в сторону стола Терезы, где рядом с компьютером лежала канцелярская папка. – Обрати внимание на слово "предварительный". И в следующий раз, между прочим, называй меня "Сильвио". Или "доктор ди Капуа". Ты понял?

– Ага, – выдохнул полицейский.

Ди Капуа смотрел, как этот идиот освобождает помещение, одной рукой прижимая к себе отчет, а другой зажимая рот.

– К чему так суетиться? – усмехнулся он. – Господи, ведь это всего лишь мертвое тело!

А вот кое о чем действительно стоило побеспокоиться. Например, о Терезе. О том, куда она ушла в таком бешенстве, что он даже не посмел задать ей вопрос. О том, почему она сует нос в работу полиции. Причем не в первый раз. А самое главное – почему не замечает его чувств?

* * *

– А вы знаете, какой сейчас месяц? – спросил Верджил Уоллис. – Месяц Марса. Вам известно, что это означает?

Они сидели в центральной комнате похожей на крепость виллы. Обстановка была довольно странной – полувосточной, полуримской. Рядом со статуями имперского периода (возможно, копиями) стояли хрупкие фарфоровые вазы, расписанные в японском стиле: хризантемы и деревенские пейзажи, богато населенные застывшими фигурками. Чай подавала стройная восточная девушка в длинном белом халате. Уоллис едва замечал ее присутствие.

Пока они шли к вилле, Ракеле д'Амато успела им сообщить, что Уоллис давно оставил гангстерское сообщество и теперь большую часть времени проводит в Италии и Японии, искусство которых приводит его в восхищение. На покое он сделался страстным поклонником имперского Рима и эпохи Эдо. На вид Уоллису можно было дать лет пятьдесят – на десяток меньше его настоящего возраста. Высокий, ладный и крепкий, он был коротко подстрижен, на энергичном, с тонкими чертами лице выделялись большие, умные, живые глаза. Без подсказки д'Амато Коста принял бы его за интеллектуала, солидного писателя или художника. О его прошлом свидетельствовало лишь одно обстоятельство (о чем она также предупреждала). Перед тем как приехать в Рим в качестве эмиссара, Уоллис несколько лет провел в Токио на связи с сумиеси-гуми, одной из трех крупнейших "семей" якудза. За это время в ходе какого-то ритуала братания с японскими гангстерами у него исчез мизинец на левой руке. В отличие от большинства экс-якудза Уоллис не пытался замаскировать утрату с помощью протеза, вероятно, считая себя выше этого. А может, если верить Ракеле д'Амато, не желая оглядываться на прошлое. Коста тоже считал, что это свидетельство принадлежности к некоему братству. Если Тереза Лупо права, подобное сообщество и заявило свои права на жизнь его приемной дочери.

– Войну? – предположил Коста. – Марс – бог войны. Уоллис велел девушке принести еще зеленого чая.

– Правильно. Но он был не только богом войны. Уж поверьте мне – ведь именно этим я занимаюсь в последнее время, по крайней мере последние полгода, пока нахожусь здесь. – Его итальянский был почти безупречным. Закрыв глаза, Ник Коста мог бы принять его за местного жителя. Мягкий, интеллигентный выговор Уоллиса напоминал речь университетского профессора. – Марс был отцом Ромула и Рема, так что в определенном смысле являлся самым настоящим отцом Рима. Его больше боготворили за это, нежели за военную ипостась. Месяц Марса посвящался благосостоянию государства, что для римлян означало благополучие всего мира. Возрождение и обновление через силу и мощь.