Книга Щупальца Альянса: Увертюра - Александр Анатольевич Бреусенко-Кузнецов

следующий?

Как же так получилось, что вместо того, чтобы всерьёз напряжённо решать мыслительную задачу, эти люди предпочитают имитировать внешние стороны неуловимо внутреннего процесса? Не рано ли они вошли в штопор отчаяния? К чему эта входящая в обыкновение ложь? Это ведь ложь себе!

Ну, что следующий? Ага, вот Монарро прокашлялся, чтобы повторить слово в слово свой зажигательный спич об экранирующих материалах, убеждая остальной экипаж, что жизнь продолжается…

Но заговорил коммодор. Да таким голосом, что все надолго притихли.

— Достаточно, — сказал он. — Благодарю всех за озвученные интересные версии. Если есть в мире истина, то она, наверное, здесь прозвучала. Либо — не прозвучит уже никогда. Человеку свойственно ошибаться. На этом, — он, чуть сутулясь, поднялся с места, — я объявляю сегодняшнее совещание закрытым. И не только сегодняшнее. Вы славно напрягли свои незаурядные умы, пора отдохнуть. Эй, Мадейрос! — позвал он пилота, в этот день дежурившего в рубке.

— Да, мой коммодор? — отозвался тот после долгой заминки.

— Отныне кают-компания перестаёт играть роль командного пункта. Уберите лишнюю информацию со здешних экранов, — Гуттиэрес отвернулся от гаснущего на экране образа Мадейроса к остальным. — Из экипажа более никого здесь не задерживаю. У вас свободное время.

— Но… как?.. — заблеял было перепуганный Трентон, видать, прямо на ходу прикидывая какие-то страхи с ужасами.

Коммодор искривил лицо в успокоительной гримасе:

— Размышлять о том, как уйти из-под контроля системы «Карантин», я никому не препятствую. Просто отныне я не неволю вас это делать. Кто хочет жить и вернуться, пусть думает. Остальным не обязательно. Можно прожить и здесь, сколько осталось… Да, — вспомнил он, — о появлении новых и ценных мыслей — докладывать лично мне. Я же сейчас возвращаюсь на свой уставной пост. В капитанскую рубку.

Глава 6. Подло (1–5)

1

Когда коммодор Гуттиэрес вошёл в свою рубку, пилот Мадейрос тотчас его убил.

Не по какой-нибудь там нелепой случайности. Целенаправленно. Из бластера, специально снятого с предохранителя. Несколькими очередями, чтобы наверняка. Ведь Мадейрос, как и любой другой член экипажа, убитого изрядно боялся.

Отчего убил? «Больше невозможно было терпеть», как он пафосно сказал в так и не погашенный экран так и не разошедшейся кают-компании. Но возможно, Гуттиэрес его попросту застал за несанкционированным сеансом связи с майором Домби. Тут-то и терпение резко иссякло.

А как всё было на самом деле, уже и не доискаться.

Факт в том, что затемнённые было экраны в кают-компании вскоре после ухода коммодора вспыхнули снова, и никто не удивился. Заговор? Очень может быть. Но, наверное, с целью низложения коммодора, не убийства. Смерти Гуттиэреса удивились. Кажется, все.

Какие слова произнёс Мадейрос? Да вот такие.

— Коммодора Гуттиэреса больше нет, — он так и сказал, — я убил его. Расстрелял из бластера. Больше невозможно было терпеть. Ну, вы сами знаете… — этот намёк на общее знание также предполагал предварительный сговор, но знали как минимум не все.

— Могу я увидеть тело? — спросил Гонсалес официальным тоном врача.

— В принципе да, но… Я вижу, возникли затруднения? Значит, осмотр тела на пару минут отложим. Поймите меня верно, дотторе.

Затруднения? Да, возникли. Пилот Алонсо, как только заслышал слова об убийстве, рванулся с места, но у дверей кают-компании его ловко скрутили Мартинес и Монарро.

— Ничего уже не изменишь, — уговаривал Мартинес, — надо как-то жить дальше. Поверь, это к лучшему…

— В этих условиях командование крейсером считаю необходимым временно принять на себя, — закончил новоявленный коммодор.

— Убью гада! — хрипел Алонсо. Но возможность выполнить обещание таяла на глазах; его разоружали, сковывали запястья браслетами.

— Убьёшь, — увещевал Монарро, — позже, если захочешь. А сейчас для всех будет лучше — временно подчиниться…

— Альянсу? — спросил доктор Гонсалес. Он, в отличие от Алонсо, никуда не порывался бежать, обождать согласился без ропота, но позицию свою обозначил весьма красноречивым тоном. Единственное слово сказать с таким отвращением: «Альянсу»…

— А что, — спросил Мартинес, — здесь есть другая реальная сила?

— Только что были мы, — Гонсалес произнёс вроде и твёрдо, но с осторожностью и в прошедшем времени, — экипаж имперского крейсера.

— Не было нас! — резко возразил Монарро. — На одном Гуттиэресе всё и держалось. И на нескольких его приспешниках, не будем показывать пальцами. Три человека хранило мирок, оставшийся от империи, которая давно пала. Не смешно ли?

Три? А Родригесу совсем недавно казалось, что больше. Гуттиэрес, Гонсалес, Алонсо… И всё? А как же Кастелло, Альварес, Эстебан — подпевали коммодору из вежливости?

— Мадейрос долго не проживёт, — глухо сказал Эстебан, — с тем, что он сделал, не живут. Сам себя угробит, найдёт способ. Но сделанного не вернёшь, дотторе. Взглянем правде в глаза: может кто-то заменить коммодора Гуттиэреса и снова повести против Альянса этот чёртов экипаж?

— Самоубиться, — брезгливо поморщился Кастелло, — вот что наш экипаж всё ещё может.

— Думаю, до этого доводить никто не хочет, — осторожно проговорил Альварес. — Думаю, надо к общей пользе договориться. Кто-то к Альянсу непримирим, кто-то готов смириться… Факт в том, что сами себя мы из зоны действия системы «Карантин», как видно, не заберём.

— А что, Альянс заберёт? — хлестнул иронией Гонсалес.

— Имеет побольше шансов.

— Другое дело, — подчеркнул Монарро, — захочет ли Альянс нам помочь, и как сильно потом накажет за тех пятерых десантников.

Пятерых? Стажёру Родригесу впервые довелось услышать это число. Если борт-инженер так уверенно им оперирует, значит, сношения с майором Домби, захватившим несколько станционных модулей, имеют некоторую историю. Неужели же всякий раз, когда по рубке дежурил пилот Мадейрос…

— Думаю так, — сказал Альварес, — Альянс захочет нас наказать. И как раз ради этого и постарается вытянуть. Домби считает…

— Идиоты! — просипел Алонсо. — На кого понадеялись! Всё равно ведь будете все казнены.

— А вот и не обязательно, — заявил с экрана коммодор Мадейрос, — мой поступок наверняка зачтётся. Вас я тоже, насколько смогу, постараюсь отмазать. Главное — всё валить на Гуттиэреса. Да он и правда единственный заварил эту кашу… — голос Мадейроса звучал уверенно, а вот лицо дёргалось и потело. Смуглое лицо благородного имперского пилота. Тьфу!

Как бы поточней сосчитать заговорщиков, между тем прикидывал Родригес. Их не должно быть уж так много. Мадейрос — это раз. Монарро с Мартинесом — два и три. Остальные? Ситуативные попутчики. Альварес присоединился к большинству, Эстебан — разочаровался, Кастелло — воображает себя над схваткой. Толстопузый Финьес? Этого никто в расчёт принимать не станет…

По всему выходило, у Гонсалеса с Алонсо какие-то шансы были. Не разговаривать, а бластеры к виску мятежников — тут бы колеблющиеся иные песни запели. Если бы ещё стажёры не жались к стеночке, а заявили чёткую позицию…