Книга Дневник добровольца - Дмитрий Артис

большие, неморгающие.

20 августа, 07:53

Ротация двух команд прошла без единого выстрела. Парни в Сердце Дракона зашли спокойно. Дембеля вышли. Им через пять дней домой. Новая команда принесла вкусняшек. Мне достался кусочек сникерса. По сладкому соскучился. Долго держал его под языком, смаковал.

Рутул в шесть утра налил тарелку горячего супа. Это блаженство. Кто бы мог подумать, что горячий суп в шесть утра может доставить столько удовольствия человеку не с похмелья, не со страшного бодуна, а вполне себе цельного и здорового, полного веры в победу русского оружия.

Появилась Трёшка. Это девочка. Сразу не удосужился посмотреть. По характеру можно было понять. Ластится. Рыжего не было пока. Надеюсь, скоро придёт.

Давинчи говорит быть на фоксе, нас вроде тоже скоро сменят.

«Да мы только зашли!» — смеюсь. «Мы уже здесь девять дней…» — ворчит. Я бы ещё дней на десять остался. Хоть какая-то движуха. Веселее, чем сидеть в располаге, мух на потолке считать и трястись от страха, ожидая, когда отправят на Дракона.

Наша арта радует. Боже, спаси и сохрани её, добавь меткости каждому снаряду!

20 августа, к полудню

Набрался смелости, подошёл к Рамзану. Боялся услышать плохие новости о Смайле. Рамзан — ближний медицинский круг. Он в курсе здоровья всех доблестных воинов подразделения. Можно сказать, что инфа из первых уст.

Бича, естественно, всё перепутал. Не двухсотый, а трёхсотый. Не Смайл, а Сëма. Осколком пробило локтевую артерию. Рядом оказался Зелёный. Командира пятёрки — Сергеича — поблизости не было. Молодые, Смайл и Ковбой, замешкались. Зелёный быстро отреагировал. Перетянул Сëму, чтобы «не вытек». Сейчас парень в госпитале. Здоровью ничего не угрожает.

Выдохнул. Смайл в порядке.

Появился Рыжий. Сквозь пробоину в стене проникает солнце. Луч ложится округлым пятном на пол. Рыжий пролез, помяукал, сделал несколько прыжков в нашу с Трёшкой сторону. Трёшка подорвалась к нему. Метров за пять друг от друга они сбавили ход. Когда сблизились, потёрлись мордами, будто поцеловались, развернулись и медленно дошли до солнечного пятна, где улеглись рядышком и начали прихорашиваться — умываться.

20 августа, 12:42

Пианист (зетовец). Меняет меня на посту. Типаж тихого троечника. Ничем не приметный. Уж не знаю, каким боком он вляпался в историю войны, вернее, история его жизни срослась с местами не столь отдалёнными, а потом, как следствие, с войной, но — так или иначе — он здесь. Служит Отечеству. Пальцами правой руки перебирает, будто играет на пианино. Нервный тик. Или привычка, подобная тому, как некоторые дети в минуты волнения теребят пуговицу на рубашке. Во время прилётов пальцы замирают.

— Пианист — это потому, что раньше играл на пианино?

— Нет.

Вопрос был глупый, если увидеть, будто сработанные топором, пальцы Пианиста. Скорее всего, лагерная погремуха стала позывным.

Спрашивает:

— Обед был, делали?

— Да. Не поел? Принести?

— Не надо за мной ухаживать!

— Пианист, это называется братская помощь, а не ухаживание. — Смеюсь. — А с моей стороны вообще отеческая. У меня старший сын — твой ровесник.

— Не надо.

Подхожу через час узнать, всё ли в порядке. Опять спрашивает:

— А чай горячий есть?

— Да.

— Принеси, пожалуйста. — Краснеет и протягивает кружку.

Принёс. Поблагодарил фразой «от души».

20 августа, 18:01

Парни из союзников развлекались. Бросили на немецкую позицию пару гранат со слезоточивым газом. Нас не предупредили.

Сижу на посту, смотрю в дырку на немцев и чувствую горечь на языке. Думаю, что за хрень? Глаза слезятся и щёки щиплет. Передал по рации, что нас травят.

Буквально через пару минут прибежал Арес. Принёс противогаз. «Надень, лицо не три. Газ пройдёт, протрёшь глаза влажной салфеткой».

Остатки газа с ветром до нас дотянулись.

21 августа, 09:15

На первом круге приучил себя к тому, что надо быть постоянно собранным, готовым в пять минут выйти по команде.

Сегодня, в половине шестого утра, в Сердце Дракона прибежали «ноги». Была команда снять нашу группу с объекта. Ротация.

Уже без пятнадцати шесть мы были на низком старте у клапана. Без пяти шесть стартанули, пробежали за пятнадцать минут красную зону, а по жёлтой пошли быстрым шагом. Вышли из жёлтой зоны к нашим блиндажам, минут пять отдохнули и пошли по зелёной.

Дождя накануне не было, поэтому машина подошла максимально близко. В результате к семи утра уже были на базе. Скорость впечатляющая. Тот отрезок пути, который мы обычно с привалами, прячась от миномётного и пулемётного обстрела, от снайперов и птичек, проходили за три часа, одолели за тридцать минут.

Спасибо нашей арте. За десять дней насыпала немцам так, что они теперь сами боятся нос высунуть из окопа, чтобы по нам, как по зайцам в тире, пострелять.

Два месяца на этом участке. Разительная разница. Теперь немцы в той ситуации, в которой были мы ещё какие-то две недели назад. Нынче у них адище адский.

Вернувшись на базу, скинул с себя одежду и побежал в баню. Пропарился основательно. На базе появилась автоматическая стиральная машина. Поставил стирать вещи. Это райская жизнь, а не война.

Сегодня добегу до магазина. Сразу приготовлю «тревожный чемоданчик». Лекарство, сигареты, сникерс. Надо быть готовым. Горжусь собой. Уступаю, конечно, нашим двадцатипятилетним жеребцам, но слабину не даю.

21 августа, вечер

Удалил записи, которые оставлял в телеге в ожидании Сети.

21 августа, вечер

Странное возвращение. На базе изменилась атмосфера. Вижу обозлённых людей. Нет приветливых улыбок. Дикая напряжённость.

Дембеля перестали быть дембелями. Оказалось, что они подписывали два контракта. Сначала первый на три месяца. Потом товарищи из Минобороны сказали, что надо переписать контракт на четыре. Вышел указ о минимальном сроке службы. Парни переписали контракт, поставив срок четыре месяца.

На войне мозг солдата разжижается от постоянного адреналина и взрывов. Парни служили с полной уверенностью, что спустя три месяца поедут домой. Не тут-то было. Их не отпустили, что естественно. Вчера командир напомнил им, что остался месяц службы. Крыша съехала окончательно. Ситуация, по сути, смешная. Но дело, напомню, происходит на войне.

Фома-два на постоянке в