Книга Дневник добровольца - Дмитрий Артис

Я работаю в одиночку, отдалённо от парней. По двенадцать, иногда больше, часов в сутки. Вчера около восьми вечера слышу Рутула:

— Дяха, вы покушали?

Он ко мне на «вы» обращается из уважения к возрасту. «Дяха», видимо, обращение у дагестанцев.

— Нет, — отвечаю.

Рутул принёс тарелку густого горохового супа с тушёнкой.

— Ешьте! Солдат должен по три раза в день питаться, по режиму, иначе он воевать не сможет.

Суп зашёл за милую душу. Поблагодарил.

— Добавку хотите? — поинтересовался Рутул.

— Не отказался бы.

Рутул принёс ещё одну тарелку. Она ушла вслед за первой с такой же скоростью.

— Чай будете? Сколько сахара?

— Ложку…

— Так мало?

— Сахар надо экономить. Хорошо, положи две.

— Дяха, пока я здесь, вы будете хорошо питаться! Как положено солдату, а не так, как здесь кормят.

17 августа, 11:22

В четыре утра рыжий пёс встал у клапана и начал истошно гавкать. Мы подскочили, как по тревоге. Пёс ни на кого здесь голоса не поднимает. С котами и кошками не дружит, но и не цапается. Значит, чужие пожаловали. Местный Фаза отработал ситуацию из пулемёта. Вслепую.

Когда-то гуси спасли Рим. Сегодня ночью рыжий пёс, которого парни приютили, обогрели и накормили, простив прегрешения, предупредил нас об опасности.

С четырёх утра на ногах. В районе десяти Рутул принёс гречку. Я отказался, сказав, что поем после одиннадцати, когда освобожусь на пару часиков. Побоялся, что в туалет прихватит, а в туалет ходить на войне — особое приключение. Иногда не ешь не потому, что не хочется или еды мало, а потому, что нет возможности сходить по-большому.

Сменился на пару часов. Поел. Гречка вкусная. Даже слишком.

Зуб ноет, и в ушах свистит. В остальном — норма. Попробую отключиться на пару часов.

17 августа, 20:45

Рутул ушёл на войну, поспорив с приятелем. Поспорили на барашка. Хватит смелости — барашек Рутула, не хватит — приятеля. Домашним сообщил только после того, как подписал контракт.

— Дяха, вы где работали до войны?

— Нигде…

— Пенсионер?

— Нет.

— Я работал лифтёром. Строят новый дом, мы берём подряд и ставим там лифты. В одиннадцать дня приходили, два часа работали, потом два часа обедали и снова два часа работали. Я вам оставлю телефон. Устрою вас на работу лифтёром. Ничего сложного. Нужно только гайки крутить.

18 августа, 12:27

Наши птички отвоёвывают воздушное пространство над Сердцем Дракона.

Практика показала, что если на один выстрел отвечать десятью, то количество обстрелов наших позиций снижается.

Рутул с утра принёс горячий суп с мясом. Повеяло теплом. Удивительное существо человек. В часы смертельной опасности способен наполнить пространство домашним уютом.

Сразу провалился в бездну воспоминаний. Больше всего думал о детях. Непутёвый попался им отец. Вечно страждущий, ищущий, бегущий, пропадающий.

Хочется сказать, несмотря на все выкрутасы, я очень сильно люблю своих детей. Думаю только о них. Без них моя жизнь, со всеми её победами, не имела бы никакого смысла.

Даст Бог вернуться, накажу старшему, чтобы внуков мне делал побыстрее. Внутренне готов к смирению, тишине и проявлению заботы. Буду кормить их, попки мыть и всячески развлекать.

18 августа, 16:09

О том, что затишье, писать не буду, потому что, как только о нём пишу, тут же начинается буря. Бурю я люблю. Но здесь я не один, а, кроме меня, её больше никто не любит.

На первом круге, помню, была передислокация с одного направления на другое. Привезли нас, разместились в блиндаже. Я зашёл и сказал: «Слишком хорошо, чтобы мы долго пробыли здесь…» На следующий день нас перекинули на другую позицию.

Ночь переспали в новом блиндаже, я встал, потянулся и сказал: «Слишком хорошо, чтобы мы долго пробыли здесь…» Не прошло и трёх дней, как снова перекинули на другую позицию.

Зашли в третий блиндаж, я осмотрелся, набрал в рот воздуха, чтобы в очередной раз произнести заветную фразу, но парни остановили: чуть ли не хором заорали: «Молчи, Огогош, молчи!» Я смолчал. Больше нас никуда не перекидывали.

Переброски — хлопотное занятие. На первом круге не было ничего более мучительно идиотского, чем бесконечные переезды с одной позиции на другую.

19 августа, семь утра

В Сердце Дракона зашёл Рамзан. Медик. Называет себя боевым (или военным) санитаром. Потому что постоянно гоняет на передок. Вытаскивает трёхсотых. Оказывает помощь лёгким. Говорит, устал на базе. Там одни нытики. Приходят в таверну и ноют, что мало мяса.

В этом месте я покраснел. Узнал себя. Только я никогда не ныл. Вслух. Про себя печалился, да, недоумевал. Вслух никогда не жаловался. Моё покраснение никто не заметил. Были в абсолютной темноте.

Рамзан в прошлом единоборец. Неплохой стрелок. Решил сгонять к нам, проведать. У нас пока, тьфу-тьфу-тьфу, раненых нет. Убитых тоже. Держимся. Наша арта хорошо помогает. Жужжание птичек стало радовать. Наши ведь.

Странный итог контрнаступления немцев. Чем больше они наступают, тем дальше откатываются. Тешу себя надеждой, что к концу моего контракта (Боженька, сохрани мне жизнь!) в Сердце Дракона можно будет заходить прогулочным шагом.

19 августа, 19:13

Стрелковый бой. Мелкий. Так, чтобы покошмарить друг друга. Мы из крепости, они по крепости. У немцев ротация. Им надо отчитаться перед своими хозяевами за отстрелянные патроны.

Вышел Рамзан. В топовом шлемаке, в крутой броне, обвешанный магазинами. Автомат с примочками.

«Откуда у вас тут пострелять можно? Да у вас неоткуда здесь стрелять!» — сказал и ушёл.

Сегодня Рутул, Немо и Зелёный геройствовали. Продолжали работу над начатым.

Рыжий с Трёшкой второй день не появляются. Печалька.

19 августа, 21:11

Один пленный. Сдался сам. Мальчишка. По виду домашний ребёнок. Правду говорят, когда хохол умнеет, он становится русским. Это был умный хохол.

Мальчишка полз к нам, размахивая белой тряпкой. Немцы заметили его и открыли огонь на поражение. Мы прикрыли ответным. «Быстрее, быстрее, — кричим, — голову ниже пригни!» Мальчишка обделался от страха, но продолжал ползти. Глаза, как у сумасшедшего,