Книга Женщины в Иране, 1206–1335 гг. - Бруно де Никола
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Будь бодр и трезв во всех ситуациях. Пусть подданные будут свободны от чрезмерных налогов и поборов. Верни опустошенные земли в процветающее состояние. Завоевывай царство мятежников с помощью могущества великого Бога, чтобы у тебя было много летних и зимних пастбищ. По всем вопросам испрашивай совета Докуз-хатун [Rawshan, Musavi 1994, II: 977; Thackston 1998: 479].
Неизвестно, произносил ли Великий хан эти слова, и даже если бы произносил, это не представляло бы особого интереса, но эта цитата иллюстрирует высокий статус, приобретенный Докуз-хатун, если не на ее родине, то по крайней мере в Иране, где Рашид ад-Дин писал свою хронику. Эта цитата придает вес представлению о толуидской концепции правления, основанной главным образом на защите оседлых земель путем взимания с них налогов в соответствии с идеей властвования, развитой сначала Сорхахтани-беки, а затем ее сыном Хубилаем в Китае. Если толуиды не были полностью осведомлены об этой модели, то «официальные» персидские историки начала XIV века рассматривали их — и особенно их женщин Сорхахтани и Докуз — как хранительниц именно такой идеи управления.
Примеры прямого участия Докуз-хатун в политической жизни зафиксированы в двух арабских источниках. В них упоминается, что один айюбидский принц отправился ко двору Хулагу, чтобы выразить монголам покорность от лица своего отца. Докуз-хатун предложила принцу остаться с ней и стать ее сыном, пообещав ему командование областью и сотню всадников[126]. Вторый пример относится к ее посредничеству перед ханом по поводу предоставления этому принцу амана[127]. Он иллюстрирует политическую вовлеченность царицы в государственные дела; подобное вмешательство очень напоминает действия монгольских хатунов в доимперской Монголии. К сожалению, насколько мне известно, о других фактах участия Докуз-хатун в управлении государством в доступных источниках, где большинство ее деяний увязывается с ее положением христианской царицы, не упоминается[128].
Докуз умерла вскоре после Хулагу и за три месяца до восшествия на престол его преемника Абака-хана (пр. 1265–1282). Процедура престолонаследия значительно отличалась от тех, которые проводились в империи в 1240-х годах, где борьба за власть возникала во время женских регентств в промежутках между курултаями. В данном случае кандидатуры женщин на регентство не рассматривались, и Абака взошел на престол, потому что он «хорошо знал обычаи и древние йосун [монгольские традиции], и ясу, и Хулагу-хан назначил его наследником еще при своей жизни» [Rawshan, Musavi 1994, II: 1059; Thackston 1998: 517][129]. Близость наследника ко двору (он находился в провинции Мазандаран на севере Ирана) могла послужить причиной того, что после смерти Хулагу в междуцарствии не было нужды, что позволило Абаке быстро занять трон в Государстве Хулагуидов. Однако можно также добавить, что тот факт, что Докуз, самая влиятельная хатун Ирана, скончалась несколькими месяцами ранее, не оставив собственных сыновей, мог затруднить дальнейшее участие женщин в процессе престолонаследия.
Абака-хан был сыном Есунджин-хатун (ум. 1272), которая не сопровождала Хулагу на запад, а прибыла позже с другими хатунами и сыновьями нового правителя Ирана [Rawshan, Musavi 1994, II: 964][130]. Он сделал Тебриз своей столицей и относительно мирно занял трон, столкнувшись лишь с незначительной оппозицией со стороны своего брата Йошмута, который, оказавшись без поддержки, вернулся в свой удел на севере Ирана [Boyle 1968: 349]. Отношения между братьями, похоже, не были конфликтными, поскольку вскоре после этого Йошмут возглавил армию против Ногая из Золотой Орды, с которым возобновились военные действия. На самом деле ильхан Абака был окружен врагами, поскольку, помимо вражды со своими двоюродными братьями из Золотой Орды и Средней Азии, ему приходилось иметь дело с сопротивлением мамлюкской династии в Египте[131]. Эта политическая ситуация, которая представляла мусульманскую альтернативу на Среднем Востоке новым языческим монгольским правителям Ирана, заставила Абаку постоянно искать союзников на христианском Западе, и несколько раз он отправлял посольства к европейским королевствам и папам. Но, хотя легитимность Абаки, похоже, никем не ставилась под сомнение, ситуация изменилась после его смерти в 1282 году, когда в Государстве Хулагуидов начался период смуты, в результате которой появился первый монгольский правитель, принявший ислам, Тегудер-Ахмад-хан (пр. 1282–1284), свергнутый через два года сыном Абаки Аргуном (пр. 1284–1291)[132].
Источники в целом не изображают Тегудера великим правителем, а его короткое правление не позволило ему оставить сколько-нибудь значимое политическое наследие помимо его обращения в ислам. Однако его мать была интересным персонажем, хотя обычно не упоминается специалистами в этой области. Кутуй-хатун принадлежала к народу конкуратов и прибыла в Иран со второй волной родственников Хулагу, теми, кто оставался в Монголии, когда он отправился на завоевание Ирана[133]. Эта более поздняя группа, по-видимому, прибыла около 1268 года, когда Абака «вышел поприветствовать их» [Rawshan, Musavi 1994, II: 1064; Thackston 1998: 519]. В том же абзаце Рашид ад-Дин несколько раз говорит о Кутуй-хатун, и несмотря на то что рядом находились и многие сыновья Хулагу, повествование, кажется, строится вокруг нее [Там же]. Частота упоминания ее имени указывает на то, что к тому времени, когда Рашид ад-Дин писал свою хронику, эта конкретная хатун была достаточно известна его читателям, чтобы ее присутствие как ведущей фигуры в экспедиции было особо отмечено. Другой персидский летописец, Хамд-уллаха Мустафи, описывает Кутуй-хатун как «луну, напоминающую солнце, которая радовала сердце шаха», а Рашид ад-Дин говорит, что она была «чрезвычайно умна и сообразительна» [Ward 1983: 206–207; Rawshan, Musavi 1994, II: ИЗО; Thackston 1998: 551]. Так и не став императрицей, она, тем не менее, играла активную роль в коронации, правлении и низложении своего сына.
После смерти Абаки в 1282 году друг другу противостояли две политические партии, и,
