Книга Меридон, или Сны о другой жизни - Филиппа Грегори

— У меня все болит, — кокетливо призналась Данди, — а этот противный Дэвид все заставляет и заставляет нас работать.

Джек с энтузиазмом согласился.

— Кроме того, я ужасно голодный, — добавил он. — Мери, мы пойдем пообедаем и вернемся к тебе, хорошо? Тебе что-нибудь принести?

— Нет, у меня все есть, спасибо, — благодарно произнесла я. — Я пока полежу у камина. Спасибо, что разжег его, Джек.

Он наклонился и шутя взъерошил мне волосы.

— Пожалуйста, маленькая спорщица, — рассмеялся он. — Мы пошли, скоро вернемся.

И я осталась одна, прислушиваясь к удаляющимся шагам Джека и Данди, затем к стуку двери и их бегу через двор на кухню. Молчание, наступившее вслед за тем, наполнило комнату. Я никогда прежде не спала в комнате с горящим камином, когда теплые блики играют на лице. У меня возникло ощущение какого-то необыкновенного мира и покоя, словно впервые в жизни мне не надо было бояться наступившего дня, не надо было стараться выжить наперекор всему миру. Роберт сказал, что ни одна живая душа не доставляла ему столько радости. Он держал мою руку, и это не вызывало у меня отвращения. Я позволила Джеку взъерошить мне волосы, и у меня не возникло никаких неприятных ощущений. Меня согревал огонь, разведенный для меня Джеком, и я спала в комнате, приготовленной стараниями Роберта. Впервые в жизни я почувствовала, что кто-то заботится обо мне. И я незаметно для себя уснула с улыбкой на губах. Когда Джек с Данди вернулись проведать меня, я уже спала сном праведницы и даже не услышала их шагов.

Я спала без всяких сновидений и проснулась довольно поздно. Оказывается, это Роберт не велел меня будить. Не торопясь, я спустилась в кухню и призналась миссис Гривс, что потеряла ее чепчик. Она уже все знала и не сердилась на меня.

Платье и передник представляли собой более серьезную проблему. Они были сильно испачканы кровью и следами травы, и миссис Гривс как раз занималась их стиркой.

— Что ж, тогда, я буду все время носить бриджи, — беззаботно заявила я.

— Если бы ты знала, как мило в них выглядишь, ты бы вовсе не стала их надевать, — с улыбкой повернулась ко мне миссис Гривс. — Ты стараешься, чтобы мужчины не обращали на тебя внимания, и потому ходишь в мужской одежде. Но они все равно будут провожать тебя глазами, даже если ты наденешь на себя мешок и подпояшешься веревкой… А в этих бриджах и белой рубашке ты вообще выглядишь как картинка…

От смущения я зарделась и искоса взглянула на миссис Гривс. Добрая женщина смотрела на меня, улыбаясь.

— Не надо ничего бояться, Меридон, — продолжала она. — Когда ты была маленькой, ты видела много плохого, но если мужчина любит женщину, это прекрасно.

Тут она вздохнула и стала накрывать на стол.

— Это совсем не то, что танцевать перед мужчинами за деньги, — продолжала она. — Когда кто-то любит тебя, чувствуешь себя хрупкой и самой прекрасной на свете.

Я ничего не сказала. Я думала о Роберте Гауэре, державшем мою руку, когда мы возвращались домой. О том, как моя голова лежала на его плече. В первый раз за всю мою холодную и голодную жизнь я не почувствовала отвращения от мужского прикосновения.

— Завтрак готов, — неожиданно прервала мои размышления миссис Гривс. — Беги и зови остальных, Мери.

Все оказались в сарае. Джек, Данди и Дэвид упражнялись на трапеции, а Роберт следил за ними, сжимая зубами погасшую трубку. Глядя на Данди, я заметила, что даже за один день она стала гораздо увереннее и ритмичней раскачиваться на трапеции. Дэвид продолжал отсчитывать ритм, но все чаще и чаще ее ноги отталкивали трапецию точно в нужный момент, увеличивая размах почти до горизонтального положения в верхней точке.

Приглашение к завтраку было принято с энтузиазмом, и мы вместе побежали на кухню. Дэвид разохался при виде моего заплывшего глаза, хотя это мне не мешало, да и в детстве я получала достаточно синяков, чтобы не переживать из-за подбитого глаза.

— Когда мы были маленькими, я даже не знала, какого цвета у Мери глаза, — невозмутимо говорила Данди, намазывая чудесное домашнее масло миссис Гривс на хлеб. — Если ей удавалось не упасть с лошади, то тогда отец обязательно награждал ее тумаком.

Дэвид посмотрел на меня, будто не зная, то ли ему смеяться, то ли плакать.

— Не обращайте на меня внимания, — попросила я их. — Я не хочу, чтобы воспоминания о синяках, полученных в детстве, испортили мое сегодняшнее светлое настроение.

— Ты, наверное, не будешь сегодня тренироваться? — спросил меня Дэвид.

— Я попробую, — ответила я. — У меня же ничего не поломано. Думаю, я смогу работать.

— Но если вдруг голова начнет болеть, обязательно прекрати тренировку. — Роберт резко отодвинул от себя тарелку. Данди и Джек изумленно уставились на него, а миссис Гривс застыла у плиты. — Дело в том, что после таких травм могут быть очень нехорошие последствия. Если ее вдруг начнет клонить в сон, немедленно отошлите ее на кухню к миссис Гривс.

Дэвид согласно кивнул.

Миссис Гривс отвернулась от плиты и с непроницаемым лицом стала вытирать руки о передник.

— Если Меридон станет плохо, позаботьтесь о ней, мэм, — сказал Роберт. — Уложите ее в гостиной.

Миссис Гривс кивнула. Данди замерла, не донеся бутерброд до рта.

— Меридон в гостиной? — бестактно воскликнула она.

Раздражение мелькнуло на лице Роберта.

— Почему бы и нет? — нетерпеливо сказал он. — Я поместил вас над конюшней по единственной причине, что вам там будет удобнее смотреть за лошадьми. Можете сколько угодно приходить в дом и в гостиную тоже, если хотите.

Я чувствовала себя очень неловко от бестактности Данди. К тому же на лице Джека было написано откровенное удивление.

— Это чепуха, — сказала я равнодушно. — Я чувствую себя достаточно хорошо, чтобы работать, и мне не нужен отдых. Во всяком случае, я не собираюсь сидеть в гостиной.

Роберт резко отодвинул свой стул и встал из-за стола.

— Много шуму из ничего, — бросил он и вышел из кухни.

Вслед за ним и Дэвид поднялся на ноги.

— Получасовой отдых, — объявил он нам. — Меридон, я бы хотел посмотреть твою знаменитую лошадь.

Я улыбнулась, и мы все отправились на конюшню взглянуть на мою собственную лошадь при дневном свете.

Она была великолепна. Даже еще красивее, чем я думала. Шея выгибалась высокой-высокой дугой, будто в ее жилах текла арабская кровь. Шкура была серебристо-серой, становясь темнее на крупе. Грива и хвост казались почти белыми, а в черных глазах светился ум. Длинные ноги жеребца были будто обуты в белые чулочки. Услышав мои шаги, он вышел из стойла и покладисто заржал, будто это не он недавно сбрасывал и топтал всадников. Но, увидев остальных, Кей поднял голову и с шумом втянул воздух.

— Отойдите назад, особенно вы, Джек и Дэвид, — попросила я. — Он не любит мужчин.