Книга Экстр - Дэвид Зинделл

Данло уделял этому разнообразию жизни лишь самое поверхностное внимание, ибо взгляд его был прикован к иной разновидности жизни. Еще с гребня дюны он заметил животное, лежащее на двенадцатом камне, самом удаленном от берега и самом близком к Соборной скале. Сначала он подумал, что это тюлень, хотя и сознавал в глубине души, что ошибается. Теперь, стоя у самой кромки моря, он разглядел это животное как следует.

Оно оказалось ягненком, курчавым и белым, как снег. Данло никогда прежде не видел живого ягненка, но помнил его по урокам истории. Ягненок был весь перевязан золотым шнуром, змеей обвивавшим его тело и подвернутые ножки. Он не мог пошевелиться и только блеял, тихо и жалобно, почти неслышно за гулом моря. Ясно было, что он отчаянно боится этой большой воды, а может быть, и не только ее. Теперь был отлив, но ветер дул вовсю, и волны с шумом разбивались о Соборную скалу, а море грозило вскоре вернуться и затопить все прибрежные камни.

Подойди к ягненку, Данло ей Соли Рингесс.

Голос богини не шептал больше в самое ухо Данло – теперь он нисходил с неба и раскатывался над водой, заглушая и ветер, и шум моря.

Ступай и спаси его. Или ты боишься?

Данло повернулся лицом к дующему с моря ветру и уловил слабый запах ягненка, его шерстки и его страха.

Ступай же, неистовый мой. Ты должен это сделать, чтобы угодить мне.

Дождевик хлопал по ветру, и Данло заткнул его полы за пояс, чтобы не мешали ходьбе, а затем взобрался на первый из двенадцати камней. Резинчатые водоросли хрустели, лопались и скользили у него под ногами. Он с разбегу перескочил через лужу на второй камень, потом на третий и так далее. Он опирался на свою палку, внутренне же его равновесие опиралось на почтительный страх перед океаном. Чем дальше он продвигался, тем выше поднималась вода у подножия скал. В конце концов Данло, пересиливая дующий навстречу ветер, добрался до последнего камня.

Этот камень был больше остальных – футов пятьдесят в длину и двадцать в ширину, но над водой возвышался едва ли на пять футов. Над его западным, мористым, краем за узким бурлящим проливом высилась Соборная скала. В прошлый раз Данло прыгнул через этот проливчик прямо на нее. Свой прыжок он совершил с поросшего водорослями выступа на самом краю двенадцатого камня. На этом-то выступе, напоминающем алтарь, и лежал ягненок. Слева от него Данло увидел кучу плавника, бурого и сухого, как старые кости. Справа, под самым его черным носом, блестел на камне кинжал с длинным лезвием из алмазной стали и черной рукояткой из осколочника, очень похожий на нож воина-поэта. Данло тут же возненавидел этот кинжал, лежащий так близко от беспомощного ягненка.

Подойди к ягненку, Данло ей Соли Рингесс, – произнес ветер грозным и прекрасным голосом, идущим из самого сердца богини. Данло повиновался ей, почти не раздумывая, как будто сам океан управлял его мускулами. Он подошел к самому выступу, который приходился чуть выше его пояса. Ягненок блеял громче, и каждый раз у него изо рта вырывалось облачко пара. От него пахло молоком и паникой, от самого Данло – мятой.

Ягненок, чуя близость Данло, попытался поднять голову и посмотреть на него, но не смог из-за обматывавшего его шнура. Данло, протянув к нему руку, потрогал мягкую шерстку у него на шее. Ягненок заблеял что есть мочи, дрожа и напрягаясь в своих путах, и изловчился взглянуть на Данло ярким черным глазом. Он был совсем еще малыш – Данло чувствовал это, гладя его по голове и осязая его вибрирующее от блеянья горло.

Возьми нож, мой милый, нежный Данло.

Данло посмотрел на этот нож и на кучу сухого плавника, а потом, в десятый раз, на ягненка. Как оказалось все это здесь, на природном скальном алтаре, обнажающемся только во время отлива? И откуда взялись в доме на берегу мебель и шкуры, фрукты, кофе и хлеб? Скорее всего Твердь держит на этой планете роботов, которые действуют согласно Ее программам и планам. Первейшая задача богини – манипулировать материей, а стало быть, эта богиня, даже если Она размером с туманность, должна иметь человеческие руки для манипуляций с кусками дерева, ножами, ягнятами и прочими одушевленными предметами.

Возьми нож и убей ягненка. Ты знаешь, как это делается. Ты должен вскрыть ему горло и выпустить кровь по скале в океан. Я жду, и все потоки жизни должны стекать в меня.

Нож при неярком свете блестел, как серебряный лист.

Данло дивился безупречной симметрии его лезвия, обе стороны которого' плавно сходились к невероятно тонкому острию. Ему хотелось потрогать это смертельное алмазное острие, но он не мог.

Возьми нож, мой воин-пилот. Ты должен вырезать у ягненка сердце и принести мне жертву всесожжения. Я голодна, и все живое должно лететь в мой огненный зев, как мотыльки в пламя.

Данло перевел взгляд с немыслимого ножа на небо. Клонящееся к закату солнце в этот миг пробилось сквозь тучи и озарило косым лучом скалы, Данло и нож. На мгновение клинок стал красным, словно его только что вынули из какого-то адского горна. Если к нему притронуться, он обожжет руку, подумал Данло. Кожа обуглится, и страшный огонь побежит вверх по руке, пронизывая все тело невыразимой болью, пожирая его, сжигая заживо.

Ты хочешь умереть сам? Каждый воин должен либо убивать, либо быть убитым, и ты тоже.

Данло смотрел на нож, такой красивый, желая и не смея прикоснуться к нему. Смотрел на алтарь, на дрожащего ягненка, на Соборную скалу и темный океан за ней. Он вдруг заметил, что смотрит на запад, и вспомнил то, что знал с детства.

Мужчина, учили его, должен спать головой на север, мочиться на юг, а все торжественные церемонии проводить, обратившись на восток. Но умирать он должен лицом к западу. Когда приходит его время – правильное время, – он должен испустить свой последний вздох, обратившись лицом к западному небосклону. Лишь в этом случае его анима, выйдя из его уст, сольется с диким ветром, который есть жизнь и дыхание моря.

Убей ягненка иди приготовься умереть сам.

Данло не отрывал глаз от ножа, но не мог взять его в руку.

Неужели Твердь действительно верит, что он нарушит обет ахимсы только из-за того, что она грозит ему смертью? Он просто не мог нарушить это глубочайшее из обещаний, данных им самому себе, – и знал, что не сделает этого. Он стоял на этой голой скале целую вечность, а может быть, только мгновение, и смотрел, как солнце играет на ноже, будто огонь.

Жизнь значила для него все и в то же время ничего – чего стоит жизнь, если ты живешь в постоянном страхе ее потерять? Нет, не возьмет он этот нож. Он будет стоять здесь под крепнущим ветром и грозовыми тучами, находящими с моря.

Будет стоять, пока море, поднявшись, не зальет его легкие ледяной водой или пока молния, ударив с небес, не прожжет его насквозь. Твердь должна как-то повелевать небесным электричеством – скажем, посредством мысли; и когда Она в конце концов разгневается, то поднимет свою невидимую руку и сразит Данло насмерть.

Ты готов умереть, и это благородно. Но жить труднее, чем умереть, – готов ли ты жить? Если ты возьмешь нож и убьешь ягненка, я верну тебе твою жизнь.