Книга Сны инкуба - Лорел Гамильтон

Только ощутив его дыхание у себя на лице, я открыла глаза.

Он придвинулся так близко, что загородил лицом все полезрения. Мой голос прозвучал тихо, полузадушенный желанием, с которым яборолась.

— Натэниел…

— Прошу тебя, — шепнул он, наклоняясь ко мне,губами прямо мне в губы, и вздохнул. — Прошу, пожалуйста…

Дыхание Натэниела ощущалось так горячо, будто оно обожжёт,когда мы поцелуемся.

Но от близости его губ переменилась одна вещь — меня уже нетянуло перервать ему горло. Я поняла, что мы можем питаться сексом — а можемкровью и мясом. Я знала, что один голод можно превратить в другой, но до этойсекунды, когда я почти ощутила его губы на своих, я не понимала, что дело дошлодо того, что какой-то из этих двух должен быть удовлетворён. Я не утоляла жаждукрови Жан-Клода, хотя тень её во мне была. Я не удовлетворяла зверя Ричарда сего жаждой мяса, хотя и этот зверь тоже во мне жил. Слишком много во мне быловидов голода, и я не утоляла ни один из них, кроме ardeur'а. Это я ещё моглакормить. И это я кормила. Но в этот миг, когда Натэниел целовал меня, я поняла,почему мне не удаётся лучше подчинить себе ardeur. Все виды голода сливались вэтом голоде. Тяга Жан-Клода к крови, текущей под кожей. Голод Ричарда по мясу,кровавому мясу. Я прикидывалась, будто во мне этих желаний нет, на самом-тоделе, — но они есть. Ardeur поднимался, давая мне способ кормиться, никомуне разрывая глотку, не наполняя рот свежей кровью.

Натэниел целовал меня. Он меня целовал, и я не мешала ему,потому что, если я отстранюсь, воспротивлюсь, то есть иные пути утоленияголода, и после них Натэниел останется умирать на полу с разорванным горлом.Губы его жгли мне кожу, но где-то внутри мне хотелось более горячего огня.Где-то внутри я знала, что кровь обожжёт горло волной.

Вдруг возник этот образ с такой силой, что я отшатнулась.Оттолкнула от себя тёплую, твёрдую плоть.

Я ощутила, как вонзаются мои зубы в кожу, сквозь обволокшиеязык волосы. Но я ощущала пульс под кожей Натэниела, как трепещущую птицу,пульс, убегающий от меня, как бежит олень через лес. Олень уже пойман, но этасладкая, трепещущая птичка далеко, не достать. Я впилась сильнее, прокалываякожу зубами, созданными для разрывания. Кровь хлынула в рот, горячая,обжигающая, потому что кровь оленя горячее моей, и по этому теплу я нахожуоленей. Жар их крови зовёт меня, оживляет их запах на каждом листе, которогоони касались, на каждой былинке, которую они на бегу зацепили, он зовёт меня ивыдаёт их. Мои зубы сомкнулись на глотке, вырвали её прочь. Кровь брызнула вовсе стороны, на меня, на листья, зашумев дождём. Сначала я глотала кровь,разгорячённую погоней, потом мясо, все ещё трепещущее последним трепетом жизни.Мясо шевелилось у меня в глотке, уходя вниз, будто даже теперь борясь ещё зажизнь.

Я снова оказалась в кухне, на коленях, заходясь в крике.

Натэниел потянулся ко мне, и я шлёпнула его по рукам, потомучто не доверяла себе. Я все ещё ощущала мясо во рту, ощущала, как проглатываетего горло Ричарда. Не ужас заставил меня отбить прочь руки Натэниела, а то, чтомне понравилось это ощущение. Я ликовала в кровавом дожде. Судороги добычивозбуждали меня, делали убийство ещё слаще. Всегда раньше, когда ясоприкасалась с Ричардом, я ощущала неуверенность, сожаление, отвращение его ксобственной сути, но в этом общем видении неуверенности не было. Он был волк, ион свалил оленя, взял его жизнь, и сожаления в нем не было. Зверь его был сыт,и в этот миг человеку в нем было все равно.

Я сняла все щиты между ним и мною, и только тогда я ощутила,как он посмотрел вверх, поднял окровавленную морду и глянул так, будто видел,что я на него смотрю. Он облизал красные губы, и единственная мысль, которую яот него ощутила, была такая: «Хорошо». Было хорошо, и будет лучше, и он будетжрать.

Я будто не могла оторваться от него, отделиться от видения.Я не хотела снова ощутить, как он всадит зубы в оленя. Не хотела быть у него вголове во время следующего укуса, и я потянулась к Жан-Клоду. Потянулась запомощью, и ощутила… кровь.

Его зубы сжимались на чьём-то горле, клыки ушли в тело. Яощущала аромат тела, знала этот запах, знала, что это Джейсон, его pomme desang, стиснут в объятиях Жан-Клода, стиснут сильнее, чем обнимают любовника,потому что любовник не сопротивляется, любовник не чует смерти в твоём поцелуе.

Сладка была кровь, слаще, чем кровь оленя. Слаще, чище,лучше. И часть этого «лучше» была в руках, сомкнутых вокруг нас, держащих настак же крепко, как держали мы его. Это было больше, чем объятие. Ощущениесердца Джейсона, бьющегося в груди, бьющегося о нашу грудь, ощущение еготрепета, когда сердце начало понимать, что здесь что-то не так, и чем сильнеебоялось сердце, тем больше оно качало крови, тем больше сладостного теплауходило в наше горло.

Ничего я не чувствовала, кроме вкуса крови. Ничего не чуяла,кроме запаха крови. Она заливала мне горло, и я не могла дышать. Я тонула,тонула в крови Джейсона. Мир залило красным, и я потерялась в нем. Пульс, пульсв красной тьме. Пульс, сердце, они нашли меня, они меня вывели.

Одновременно произошло два события. Я очнулась на полу, акто-то держал меня за руку. За руку. Я открыла глаза, и увидела склонившегосянадо мной Натэниела. И его рука у меня на запястье. И пульс в его ладони бьётсяо мой пульс. Как будто я ощущала кровь, текущую в его руке, чуяла её запах,почти пробовала на вкус.

Я подкатилась к нему, обернулась вокруг его ног, положилаголову ему на бедро. Очень тепло от него пахло. Я поцеловала край бедравыглядывающий из-под шортов, и он раздвинул для меня ноги, пропустил моё лицо, иследующий поцелуй пришёлся на внутреннюю поверхность бедра. Я лизала, лизалаэту тёплую кожу. Он задрожал, пульс его забился сильнее. Пульс его ладони надпульсом моего запястья, будто его сердце хотело биться в моем теле. Но нет, несердце хотел он в меня вдвинуть.

Повернув глаза, я увидела вздутую твёрдость под тканьюшортов. Я лизнула вверх вдоль бедра, ближе и ближе к линии атласа, натянутойвпереди его тела.

Я пробовала губами его пульс, но это не было эхо от егоруки. Мои губы лежали на пульсе с внутренней стороны бедра. Натэниел отпустилмою руку, она больше не была нужна, у нас был иной пульс, иные, более сладкиеместа. Кровь из-под кожи Натэниела издавала аромат дорогих духов. Я прижаласьртом к трепещущему жару, целовала бьющуюся пленную кровь. Лизнула прыгающийудар — кончиком языка. На вкус — как его кожа, сладкая, чистая, но с привкусомкрови, сладковатой медной монетки.

Я чуть прикусила его, и он надо мной вскрикнул. Я охватилаего бедро ладонями, охватила крепко, и следующий укус был сильнее, глубже. Намиг его тело заполнило мне рот, и вкус пульса под кожей стал неодолим. Я знала,что если вонзить зубы, кровь хлынет мне в горло, сердце его прольётся в меня,будто хочет умереть.

Я так и держала зубы на его пульсе, не давая себе вцепиться,не давая выпустить жаркую, красную струю. Отпустить я его не могла, и все силы,что у меня были, я направила на одно — не вцепиться. Потом я потянулась по темметафизическим нитям, что связывали меня с Ричардом и Жан-Клодом. Налетелиспутанные образы мяса и внутренностей, и других тел рядом. У стаи был жор. Яотпихнула этот образ, потому что он заставлял меня сжать зубы. Морда Ричардазарылась в тёплое тело, в сладкие куски. Мне пришлось бежать от этого видения,пока я не стала пожирать Натэниела, как Ричард — оленя.