Книга Красные и белые. На краю океана - Андрей Игнатьевич Алдан-Семенов

приподнялся на локтях и своим движением разбудил Дмитриева. Тот повел ладонью по волосам:

„ Даже башка к юрте примерзла! Сегодня пепеляевцы из таиги и носа не высунут.

А ты все же проверь караулы,— посоветовал Строд.

Дмитриев оделся и вышел во двор, за ним выскочил Дона-уров. Морозный туман скрывал не только окопьц но и тайгу. Дмитриев вздохнул и, словно обожженный, сплюнул; слюна звякнула ледышкой у его ног.

Морозную тишину разорвал сухой, неприятный звук выстрела, потом еще и еще, и вот из тумана появились человеческие фигуры. Снежная пелена, утрамбованная прежними атаками, стала плотной, и офицеры шли в полный рост. Чем увереннее и безогляднее шли они, тем сосредоточеннее становились красноармейцы.

Дмитриев и Донауров следили за приближающимися пепе-ляевцами: теперь уже нечем остановить их — остался только небольшой резерв, спрятанный в загоне для скота. Юрта с ранеными и загон находились в центре обороны, жалкие укрытия обстреливались с трех сторон. Пули прошивали оленьи шкуры юрты, сплетенные из краснотала стенки загона, убивая и калеча бойцов.

Держась обеими руками за грудь, Строд вышел из юрты, когда дружинники уже были у окопов. Увидев командира, красноармейцы бросились в атаку, под неожиданным их ударом пепеляевцы отступили.

— Тебя ранило? — спросил Строд.

Дмитриев не ответил.

— Позови командира взвода Адамского.

— Он убит...

— Тогда начальника пулеметной команды.

— И он убит...

— Где фельдшер?

— Убит...

— Если мы продержимся дня два-три, то это хорошо, но если... — Строд не досказал своей мысли.

— В тайге, но без дров, кругом снег, а мы без воды, нет хлеба, и нечем перевязать раненых,— уныло ответил Дмитриев.

— Чего же ты хочешь? — подозрительно спросил Строд.

— Умереть, как солдат...

— Избавь меня от глупых слов, следи за действиями Пепеляева и предупреждай их. Помни: предупрежден — значит вооружен. Генерал обязательно что-нибудь выкинет, не удалось взять в лоб, попробует хитростью. Ночью придется делать вы-лазки за снегом.

— За глоток воды мы платим кровью...

Дмитриев и Донауров зорко следили за каждым подозрительным движением белых. Иногда из юрты выходил Строд и, пошатываясь, вглядывался в звездную темноту.

С таежной опушки донесся хриплый голос:

— Эй, краснюки!

— Что нужно? — откликнулся Донауров.

— Подожди... Пусть говорят,— остановил его Строд.

9

Из Охотска генерал Ракитин подходит, у него дальнобойное орудие есть. Пальнем из пушечки —от вас мокрого места не останется.

Неустанно, неусыпно с рассвета до сумерек пепеляевцы пулеметными очередями били по окопам красных, в ледяных валах появились большие бреши, разрушались все прикрытия. Иногда они прекращали стрельбу и орали:

Вылупим из окопов! Доконаем голубчиков!..

— ели не заложим бреши в окопах, то конец нам,— прошептал Дмитриев. . 1

В его голосе была такая безнадежность, что Строд откинул оленью шкуру со входа, оглядел Лисью Поляну. В сером свете зимнего дня черные трупы, красный снег, разрушенные окопы вызывали тоскливое чувство обреченности.

Ночью соберем убитых и сложим баррикаду перед окопами. Баррикаду из своих, из чужих,— сказал Строд неверным нетвердым голосом. — Построим такую баррикаду, и пусть меня обвиняют в надругательстве над мертвыми. Пусть обвиняют!

1 ранаты и патроны сложить в юрте, насыпать на них порох, когда пепеляевцы сделают первый орудийный выстрел, выкинем белый флаг, потом вместе с ними взлетим на воздух...

1 У них нет пушки,— возразил Дмитриев.

Орудия могут оказаться у генерала Ракитина.

Джергэ уже дошел до Якутска. Если Байкалов поспешит, то еще выручит нас.

•В юрту просунулся Донауров:

— К нам парламентер.

Строд сел на скамью: не хотелось, чтобы противник увидел его совершенно обессиленным. Парламентер — русоволосый и голубоглазый офицер —отдал честь Строду, заговорил со значительным выражением лица:

Генерал возвращает письмо ваше, посланное командующему вооруженными силами Якутии. Мы перехватили вашего посланца охотника Джергэ на якутском тракте. К письму генерал приложил свой приказ, который сегодня зачитан перед всей дружиной. Генерал снова предъявляет ультиматум — капитулировать завтра в полдень...

Строд не мог скрыть нервного дрожания пальцев, разрывая злосчастный пакет. Вынул свое письмо Байкалову, пробежал приказ^ Пепеляева: «Необходимо разбить противника в кратчайший срок»—и кинул на угли камелька. Письмо и приказ занялись синими огоньками и растаяли, и Строд спросил:

— Что вы сделали с охотником Джергэ?

1 Поступили по закону военного времени...

— Расстреляли?

Повесили. Мы расстреливаем только военных,-^- с особым щегольством ответил парламентер, и глаза его налились ледяным блеском. — Что же передать генералу?

Я пришлю ответ со своим парламентером. — Строд показал на Донаурова.— Вот с ним...

Парламентер ушел. В юрте повисла тяжелая тишина, прерываемая стонами раненых'. Особенно мучительно стонал пожилой боец, как-то странно ухая. Его уханье надрывало душу всем. Хозяйка юрты — молоденькая якутка — вылезла из своего угла, зачерпнув кружку воды, подала раненому.

Боец отказался.

— * Пей! Ты же просил воды,— требовательно сказала якутка.

Он ухает от боли,— возразил санитар, знающий по-якутски, и, повернувшись к Отроду, пояснил: — По-якутски «уу» значит «вода», вот хозяйка и дала ему напиться. Боец скоро умрет, я вынесу его от раненых, смерть удручающе действует на людей.

Дверь приоткрылась, свежий воздух обдал леденящим дыханием. Невидимый из-за белого облака пара человек сказал простуженным басом:

— Окоченел я, братья! Позвольте согреть душу,— попросил бородатый богатырь в сером, из солдатского сукна, френче с погонами фельдфебеля, но без полушубка и шапки.

’ Садитесь к камельку. Что с вами? — спросил Строд.

— Под пули угодил, кровью истекаю, ну, да теперь уже все равно. Жил — мотался на чужбине, а подыхать приполз в медвежью берлогу,— фельдфебель закашлялся.

— Перевяжите его,—приказал Строд.— Ваша фамилия?

‘— Вяткин, Федор Панкратыч...

Андрей и санитар сняли с Вяткина френч: плечо и грудь были пробиты пулями. Санитар перевязал раны. Тепло камелька и кружка горячего чаю взбодрили фельдфебеля, собравшись с мыслями, он нервно заговорил:

— А для чего все это, господа товарищи? Омск—Иркутск-^ Харбин для чего? Сколько тысяч верст по России протопали, и России у нас нет, и сами пропадаем на какой-то Лисьей Поляне. Да, господа, бывают положения, из которых нельзя выйти с