Книга Первое противостояние России и Европы: Ливонская война Ивана Грозного - Александр Филюшкин

Каковы были людские потери при взятии Полоцка? Немецкая «Правдивая и страшная газета про ужасного врага Московита» пишет о 20 тысячах убитых полочан. Этрурский князь Космо сообщает уже о 50 тысячах. В письме анонима из Кракова во Флоренцию, ко двору Медичи, говорилось, что 16 тысяч убито при штурме, а 60 тысяч истреблено в окрестностях Полоцка. В ряде иностранных сочинений утверждалось, что Иван Грозный «…город целиком и полностью сжег до основания и 20 тысяч человек придал мучительной смерти на крючьях и виселицах». Цифры в 20–70 тысяч жертв фигурируют и в других немецких «летучих листках». Верить в столь огромные потери нельзя. Во-первых, население Полоцка в середине XVI века по достоверным данным составляло около 10 тысяч человек. Учитывая площадь города (а его границы установлены археологически), ни 20 тысяч, ни тем более 50 тысяч там разместиться не могли. Больших воинских контингентов в крепости накануне событий 1563 года не было. По наиболее достоверным данным, гарнизон состоял из 1600–2000 воинов Великого княжества Литовского и 400–500 поляков. Не было в городе и жителей округи, которые, как говорилось выше, оказались в плену. Погибших при штурме было немало, учитывая интенсивность обстрелов и пожаров, но, конечно, не достигало 10 тысяч.

Потери русской армии, если верить отечественным источникам, были незначительными: 4 сына боярских, 15 холопов-послужильцев и 66 стрельцов. Даже если эти цифры занижены, то все равно погибших было немного: прямых боестолкновений почти не было, и у литовцев отсутствовала тяжелая артиллерия. На крепостных стенах стояло 23 орудия разного качества и калибра (некоторые еще «Витольдовы», то есть начала XV века!), 4 мортиры и 87 крупнокалиберных крепостных ружей — гаковниц. Этим вреда многочисленной армии, укрытой за турами, не причинишь.

Падение Полоцка восприняли в Великом княжестве Литовском как катастрофу — далее до Вильно больше не было крупных крепостей. По сути, русская конница могла выйти на Виленский тракт и беспрепятственно идти маршем до литовской столицы. Однако армия Ивана Грозного дальше не пошла. Напротив, в июле царь охотно согласился на полугодичное перемирие, предложенное Великим княжеством. Парадоксально, но за время пребывания русских в Полоцке (1563–1579) полоцко-виленский тракт просто зарос. В 1579 году войскам Стефана Батория, двигающимся по этой дороге к Полоцку, пришлось прорубать путь через кустарники и молодой лес. То есть русские отряды ни разу не воспользовались этим путем, и Россия ограничилась инкорпорацией приграничных территорий, на большее не претендовала.

Почему? Ученые не нашли ответа на этот вопрос. Историк Анна Хорошкевич считала, что царь не пошел дальше из‐за оппозиции пацифистов-бояр, которые не хотели воевать и фактически саботировали государевы планы по завоеванию Восточной Европы. Поэтому «…исход этого этапа, внешне похожий на триумфальную победу, по существу оказался серьезнейшим поражением». Признавать поражением отказ от завоевания Вильно довольно странно для книги, посвященной обличению тирании и агрессивности Ивана Грозного. Исследователь Андрей Янушкевич предположил, что у русских на большее не хватило сил и «московское руководство просто примирилось с объективными реалиями войны». А как же тогда расценивать поход 1577 года, когда под копытами русской конницы фактически оказалась вся Прибалтика? Там сил было предостаточно.

Думается, что причина была в другом. Российская власть просто преследовала конкретные цели: интегрировать занятые территории в состав Российского государства, установить на них собственную гражданскую и церковную администрацию, провести земельные раздачи поместий и т. д. Процесс покорения был долгим и мог занимать не одно поколение. Казанское ханство было покорено в 1552 году, а последнее крупное восстание там произошло в 1580‐х годах. Поэтому Россия, захватывая крупные центры (Чернигов, Смоленск, Полоцк и т. д.), долгое время занималась «освоением» территории и не шла дальше. Возможно, лет через пятнадцать-двадцать был бы сделан следующий рывок, скорее всего в сторону Витебска, который как бы «врезался» в российскую территорию.

Король Сигизмунд II Август, осознавая бессилие властей Великого княжества Литовского, пытался найти союзников на стороне. В конце 1563 года в Крым отправился литовский посол Ю. Быковский. Он сообщил, что с Москвой заключено перемирие до 6 декабря, и предложил в срок до 21 ноября собрать литовскую и татарскую армии и совместно одновременно вторгнуться в Россию. Быковский убеждал, что русская армия сосредоточена под Полоцком, а границы оголены. Крымцам отводилась Северская земля и Смоленщина, а сам Сигизмунд должен был ударить на Полоцк. Крым не верил в перспективы Великого княжества Литовского как военного союзника, поэтому предпочел лавировать между Вильно и Москвой, также предлагавшей военный союз.

29 ноября 1563 года в грамоте к Сигизмунду II Августу царь заявил: «Что в Полоцком повете чьим не будет, то все наше». Таким образом, Россия претендовала на все земли, административно относившиеся к Полоцкому повету. Но это было еще не самое страшное для Великого княжества. Взятие Полоцка, возвращение в собор Святой Софии креста Ефросиньи Полоцкой вызвало к жизни фантомы древнерусского наследия. Царь Иван всерьез решил собирать «всю Русь» в границах Древней Руси. В декабре 1563 года литовские послы, приехавшие в Москву договариваться о разделе земель после потери Полоцка, узнали о новой интерпретации титула «государь всея Руси»: якобы Иван III в договоре с Александром Казимировичем написал этот титул потому, что он — государь «и той Руси, которые города русские ныне за государем вашим». Это объяснение было придумано задним числом, поскольку Иван III ничего такого радикального в виду еще не имел.

Дипломаты Ивана Грозного огласили новый перечень территориальных претензий к Великому княжеству Литовскому. Никогда ранее он не звучал столь масштабно. Литовские князья были обвинены в подлом захвате исконных владений Рюриковичей, земель бывшей Древней Руси, который они совершили, воспользовавшись поражением русских князей от Батыя: «…а досталась вам та вотчина государя вашего и предков его… некоторыми невзгодами после Батыева пленения, как безбожный Батый многие грады русские попленил». Русские дипломаты потребовали восстановить историческую справедливость и «поступиться» следующими городами: Киев, Любеч, Могилев, Кричев, Гомель, Мстиславль, Минск, Витебск, Львов, Галич, Каменец-Подольский и множество других: «и от Смоленского рубежа по Березину, и Киев со всеми городами, что со старины было ему подвластно, и до Бреста, и Подольские и Волынские земли… А Волынская и Подольская земля и по польскую границу, и то все вотчина наша». Осью новых приобретений должен был стать Днепр, а центром — Киев.

Дипломат Великого княжества Литовского, писарь Михайло Гарабурда, заслушав весь список, саркастически заметил: «Первое малые дела переговорим, потом и большие будем обсуждать». На фоне подобных требований «малым делом» Гарабурда назвал… потерю Полоцка.

Русская сторона разыграла целый спектакль, прибегнув к излюбленному демагогическому приему: «Требуй большего, тогда добьешься малого». Русские заявили, что царь готов поступиться принципами и отказаться от Киева, если взамен Великое княжество Литовское признает потерю Полоцка и русские завоевания в Ливонии. Литовское посольство облегченно вздохнуло (завоевание Киева явно откладывалось) и принялось делить Полоцкий повет. В каком-то смысле прием русской дипломатии сработал: литовцы, напуганные открывшимися перспективами, временно признали потерю Полоцка.