Sur le publication de la paix qui se fera le 12 février 1749.Sur l’air de «Biribi»C’est donc enfin pour mercrediQu’avec belle apparenceOn confirmera dans ParisLa paix et l’indigence,
Machault ne voulant point, dit-on,La faridondaine, la faridondonOter les impots qu’il a misBiribiA la façon de Barbari, mon ami[125].
На опубликование мирного договора,который будет заключен 12 февраля 1749 года.На мелодию «Бириби»Наконец-то в средуС большим шумомМир и бедностьБудут приняты Парижем.Машоль не хочет, говорят,Ла фаридонден, ла фаридондон,Отменять налоги, которые ввел,Бириби,Подобно Барбари, мой друг.
ПАРОДИЙНЫЕ ПЛАКАТЫ. Это стихотворение соседствовало с настоящими объявлениями, развешиваемыми на углах улиц и общественных зданиях. Его мог оценить любой прохожий:
Affiche au sujet du PrétendantFrançais, rougissez tous, quel l’Ecosse frémisse,Georges d’Hanovre a pris le roi à son service,Et Louis devenu de l’Electeur exempt,Surprend, arrête, outrage indignementUn Hannibal nouveau, d’Albion le vrai maîtreEt qui de l’univers mériterait de l’être[126].
Плакат по поводу ПретендентаКраснейте, французы, ведь Шотландия содрогается,Георг Ганноверский заставил короля служить себе,И Людовик, став полицейским для Курфюрста,Схватил, арестовал, бесчестно предалНового Ганнибала, настоящего правителя Альбиона,Который заслужил быть (правителем) всей вселенной.
ПАРОДИЙНЫЕ РОЖДЕСТВЕНСКИЕ ПЕСНИ (Noëls). Они тоже выигрывали за счет общеизвестной мелодии:
Sur le noël «Où est-il ce petit nouveau-né?»Le roi sera bientot lasDe sa sotte pécore.L’ennui jusques dans ses brasLe suit et le dévore;Quoi, dit-il, toujours des opérasEn verrons-nous encore?[127]
На мотив рождественской песни«Где же этот маленький новорожденный?»Король скоро устанетОт своей глупой гусыни.Даже в ее объятьях скукаПреследует его, поглощает его;Что? – говорит он. – Опять оперы,Сколько же можно?
ГНЕВНЫЕ ТИРАДЫ. Наиболее злые стихотворения были наполнены таким гневом и враждебностью, что некоторые собиратели не хотели копировать их в свои «chansonniers». Составитель «Сhansinnier Clairambault» отметил в томе за 1749 год: «В феврале того же года (1749), после ареста принца Эдуарда, в Париже появилось стихотворение, направленное против короля. Это произведение начиналось словами “Тиран, виновный в инцесте”. Я нашел его таким злобным, что я не хочу записывать (в “chansonnier”)»[128]. Но собиратели с более крепкими нервами включили это стихотворение в свой арсенал:
Incestueux tyran, traître inhumain faussaire,Oses-tu t’arroger le nom de Bien-aimé?L’exil er la prison seront donc le salaireD’un digne fils de roi, d’un prince infortuné;Georges, dis-tu, t’oblige à refuser l’asileAu vaillant Edouard. S’il t’avait demandé,Roi sans religion, de ta putain l’exil,Réponds-moi, malheureux, l’aurais-tu accordé?
Achève ton ouvrage, ajoute crime au crime,Dans ton superbe Louvre, élève un échafaud,Immole, tu le peux, l’innocente victimeEt sois, monstre d’horreur, toi-même le bourreau[129].
Тиран, виновный в инцесте, бесчеловечный предатель,мошенник [фальшивомонетчик],Как смеешь ты называть себя Возлюбленным?Изгнание и тюрьма служат наградойДостойному сыну короля, несчастному принцу.Ты говоришь, что Георг велит тебе отказать в убежищеДоблестному Эдуарду. Если бы он попросил тебя,О, король без веры, изгнать твою шлюху,Скажи мне, негодяй, согласился бы ты?Закончи свою работу, громозди преступление на преступление,Сооруди эшафот в твоем высоком Лувре,Убей невинную жертву, ты способен на это,И, ужасное чудовище, сам будь ей палачом.
Маркиз д’Аржансон тоже счел это стихотворение слишком резким: «Оно внушает ужас»[130]. Несколькими неделями ранее, 3 января 1749 года, он написал, что песни и стихотворения вышли за грань приличия: «Последние стихотворения против него (Людовика XV) содержит выражения, оскорбляющие его личность, и отталкивают (даже) худших французов. Любому стыдно иметь их»[131]. 24 января маркиз получил копию стихотворения, столь издевательского по отношению к королю и Помпадур, что он его сжег[132]. А 12 марта он нашел произведение, которое превзошло все остальные. Оно грозило цареубийством: «Я только что видел две новые сатиры против короля, которые так ужасны, что у меня волосы встали дыбом. Они заходят настолько далеко, что одобряют Равальяка и Жака Клемента (убийц Генриха IV и Генриха III)»[133]. Вот это стихотворение могло быть слишком вызывающим для двора, но оно гуляло по Парижу и даже попало в два «chansonniers».
Листок бумаги с записью песни, высмеивающей Второй Аахенский мир и торжества по случаю его подписания, которые организовывал Бернаж, «городской голова». Bibliothèque nationale de France
