Книга Армас. Зона надежды - Юлия Венедиктова

– Была там, а теперь здесь! – отвечаю нарочито бодро. Как клоун Бананчик. – Ты любишь пряники?

– Я люблю, – отзывается Вова.

Их мама приносит стаканы с чаем и выпечку на тарелке.

– Угощайтесь пирожками, вчера напекла.

Обжигаю язык чаем, глазею по сторонам. На подоконнике лежит тощий двузубый заяц в повязке «Армаса». Здесь точно был Суворов.

– Чего вы в такую жару дома сидите? – интересуется Коля, сметая пирожок за пирожком. Он и сам рад есть, как гусь, а на маму сваливает!

– Обычно мы летом всегда в деревне, – отвечает Вова. Он ест мои пряники. Приятно. – Но не в этот раз. Анька не хочет.

– Боишься леса?

Девчушка опускает глаза и кивает.

– Главное, всегда в том лесу гуляли, – горячится Вовка, давясь чаем. – И ничего! А тут!

– Всю ночь в лесу спали? – осведомляется Коля, заглотив целую вафлю. – Как же вас звери не сожрали?

Я пинаю его под столом и корчу гневную рожу. Стол мелко трясется. Как бы Анечка не разревелась.

– Вот я, когда в подвале ночевал, – «исправляет» ситуацию Колька, – на меня как крысы повалили! Я сплю как младенец, а они как полезут! Вот такущие! Хвост с мою, нет, с твою, Аня, руку. Глаза красные, злые, как у нашего дворника. Прут на меня, тарахтят, как тракторы.

Кажется, я понимаю, зачем он бегает из дома. За острыми ощущениями. Разве может человек, тем более четкий пацан, получить их в теплом сытом доме?

– И как ты спасся? – спрашивает Вова, сглотнув.

Сейчас пойдет перечисление головокружительных подвигов.

– Одну в нос пнул, другую с плеча скинул, в третью куском кирпича швырнул. И убежал! Да ну их нафиг, эти подвалы.

Я его даже как-то зауважала.

Подбоченясь, наслаждается произведенным эффектом. У Коваленок он теперь звезда.

– Ой, а будете кукурузные палочки?

Сначала они дружно набрасываются на палочки и запихивают их в рот горстями. А потом начинается кукурузная битва. Палочка едва не попадает мне в глаз, и я включаюсь в борьбу.

Здорово, что я взяла бегунка с собой. С девятилетним Вовкой они вообще спелись.

После кукурузного побоища и мучительной уборки выходим на улицу. Играем в прятки, качаемся на качелях. Колька часа два травит байки из тяжелой бродяжнической жизни. А я сижу рядом с ними и радуюсь тому, что эти люди возникли в моей жизни.

Уходим, пообещав приходить почаще.

– Только не смей Вовку своими побегами соблазнять, – говорю я строго на прощание.

– Нет, ты что. Это совсем другое, – отвечает Колька. И, уже отойдя метра на три, кричит: – А ты клевая!

– Ты тоже! – ору в ответ и бегу домой.

На щеки падают первые капли дождя.

Гроза разыгралась такая, что дом потряхивает.

Я лежу в своей каморке и жмурюсь от каждой молнии, сверкнувшей в окно. Для полного антуража смотрю «Сверхъестественное». Щекочу нервишки.

Вспоминаю кусок ветчины в холодильнике. Идти за ним лень, а кушать хочется. Завтра его уже не будет. Интересно, что победит – лень или голод?

На экране – девочка, которая видит в окне костлявую скрюченную руку. Кажется, в моем окне тоже мелькает что-то похожее на руку. В ноутбуке какой-то тип влезает в окно и подходит к девочке.

«А-а-а!» – кричит она.

Я вздрагиваю, сбрасываю ноутбук с живота и бегу на кухню. Очень хочется ветчины.

Жую долго и основательно. Стараюсь не чавкать, чтобы не разбудить папу. Он с головой накрыт пледом и не реагирует на вторжение. Запиваю ветчину молоком.

В окна кухни стучит ветка. Или не ветка?

Как табун лошадей, бегу назад. Ветчина не успокоила мои нервы.

Дин и Сэм наставили пистолеты на седовласую старуху в инвалидном кресле. Кажется, она умерла еще в прошлом веке.

«Кто там?» – кричит старуха, и мы все вздрагиваем.

Дверь в мою каморку протяжно скрипит, и на пороге возникает маленькая фигурка в белом одеянии.

– А-а-а, – пищу я, страстно желая спрятаться в ноутбуке у Дина и Сэма.

Полумертвая старуха выглядит такой безобидной…

– Можно к тебе? – шепчет чудовище из ужастика и ныряет ко мне под бок.

Молния освещает комнату, и я убеждаюсь, что это не киноуродец, а реальный персонаж – моя сестра. Назойливая очкастая муха.

Она высовывает нос из-под одеяла и жалуется:

– Мама спит очень крепко.

Вообще-то она говорит «клепко».

– Папа храпит на кухне.

Она говорит «хлапит», да-да. А я не картавила в детстве.

– А мне так страшно, страшно.

Тут «р» звучит практически отчетливо.

Я не знаю, как реагировать на эту информацию. Не гнать же ее, в самом деле. Но спать в одной кровати – не очень радужная перспектива. Хотя мне тоже страшно.

Вообще было бы логично, если бы мы спали в этой комнате, а мама с папой в зале.

Влезет сюда еще кровать? Или хотя бы раскладушка… Надувной матрас… Потому что спать вместе с ней я больше не собираюсь. Она мне своим сопением дырку в пижаме прожжет.

– Ты хочешь еще одну сестру?

Она хмурится и долго соображает. Если такая, как я, – то вряд ли, однозначно. Уточняю:

– Она не будет похожа на меня.

– Не знаю, – бормочет она и с каждым ударом грома придвигается ко мне все ближе.

Дипломатично выключаю ноутбук и сдвигаюсь на краешек кровати. Маленькая муха вертится рядом, пыхтит и вскоре засыпает.

Воскресенье

Хочу жить

Ты ничего не знаешь обо мне. И только поэтому ты единственный, кто мог в меня влюбиться.

Когда я умру, я завещаю тебе мою улыбку. Я еще не знаю, когда улыбнусь, но точно знаю, что причиной этого будешь ты.