Книга Макс Вебер. На рубеже двух эпох - Юрген Каубе

Не прошло и недели, как 17 января 1893 года (Макс Вебер все еще не вернулся) Марианну приглашают в дом Веберов в Шарлоттенбурге, где Хелена передает ей от своего сына письмо, содержание которого матери уже известно. Начинается оно так: «Прочти это письмо, Марианна, когда ты будешь собранна и спокойна, потому что я должен сообщить тебе некоторые вещи, которые ты, возможно, пока не готова услышать. Ты, как мне кажется, считаешь, что мы в наших отношениях подошли к финалу, и я укажу тебе на тихую и прохладную пристань смирения, где сам я бросил якорь уже много лет назад. Но это не так». Но Марианне надо будет прочитать еще несколько абзацев и практически дойти до самого конца этого уведомления о помолвке, прежде чем она узнает, что Вебер готов ей предложить не одно только смирение. Нет нужды говорить, пишет он далее, что он никогда бы не осмелился предложить «девушке» руку и сердце «как некий добровольный подарок», а просить руки у девушки и принять ее согласие он смог бы лишь в том случае, «если бы меня вынуждал к этому божественный дар полной, беззаветной преданности». Этому объяснению в любви, если его можно считать таковым, предшествует этическая сентенция и взятие на себя этических обязательств, где адресат выступает в роли девушки, к которой применяется изложенное выше правило. И далее: Марианна его не знает, она должна спросить у матери — та знает, с каким трудом ему удается обуздать стихийные наклонности его натуры. Кроме того, он сообщает Марианне, что слово «любовь» он позволит себе произнести лишь в том случае, если Гёре сможет видеть ее рядом с ним, не испытывая при этом «чувства отречения». То же самое касается и Эмми Баумгартен, «от нее я тоже не желаю принимать холодного отречения, смирения; я не могу для нее умереть, если я должен жить для другой, и поэтому мне надо посмотреть ей в глаза и понять, будет ли ее сердце биться так же, когда я приму счастье […] из рук другой»[155].

Другими словами, Вебер ставит свою любовь в зависимость от того, смогут ли другие убедить его, что его любовь к Марианне не стала причиной их несчастья. Как впоследствии Вебер признается Эмми Баумгартен, ему казалось, что Гёре и Марианну связывает взаимная симпатия, а свои собственные чувства он осознал лишь после «катастрофы»[156]. Однако результат этой внезапной перемены чувств Вебер повернул таким образом, что теперь потенциальная невеста рисковала не оправдать ожиданий, «ибо если ты пойдешь со мной, то понесешь не только свое бремя, но и мое, а такими путями ты ходить не привыкла. Поэтому проверь еще раз и себя, и меня». Он не станет ее щадить — и это говорит мужчина, от которого Марианна еще не видела ни единого проявления любви. До сих пор его роль была абсолютно пассивной, а теперь он перекладывает ответственность решения на женщину, как будто сам он уже давно сделал все, что требовалось, указав ей на те трудности, что препятствуют их союзу. Правда, сама она неповинна ни в одной из них, но Вебер говорит о них так, будто именно из них вытекают его требования к Марианне: «Идем со мной, мой сердечный друг, покинем вместе тихую гавань смирения и выйдем в открытое море, где в противоборстве душ человек растет и избавляется от всего преходящего. Но помни: в голове и сердце моряка должна быть ясность, если случится шторм. Мы не можем предаваться неясным, мистическим настроениям, подпитывая их своей фантазией. Когда чувство внутри тебя вздымается волной, ты должна его обуздать, чтобы в трезвом уме вести свой корабль дальше».

Друг, противоборство душ, ясность в голове и сердце, трезвый ум — что касается бури в его собственной душе, то здесь Вебер рекомендует своей невесте обратиться к Хелене и в одном из следующих писем в шутку пишет, что вообще–то Марианна выходит замуж не за него, а за его мать, о чем невеста сразу же сообщает будущей свекрови[157]. Что касается чувств и страсти Марианны, то здесь Вебер возражает против любой неясности или неопределенности. Тем не менее Марианна, пребывая в состоянии эйфории, видит в этом письме только одно — решающий шаг к замужеству. Она говорит о сделанном ей «подарке». Правда, личным этот подарок назвать нельзя — в письме Вебера личность Марианны никак не отражена, и нет ни слова о том, что ему в ней нравится. Кто станет читать это письмо, желая узнать что–то о его адресате, потратит время впустую.

Даже Веберу–старшему, который и сам дома бывает лишь наездами, такое отношение кажется несколько прохладным. Вскоре после разговора с отцом Вебер пишет в одном из писем: «Дело в том, что представления моего отца о женихе и его поведении отличаются от того, что он видит в моей персоне»[158]. Даже Хелена Вебер, которая сразу же начала готовить Марианну к тому, чтобы жизнь ее была «как можно более благодетельной и полезной для других»[159], даже мать Вебера с ее неизменной готовностью к самопожертвованию отмечает, что, глядя на сидящих рядом жениха и невесту, — он погружен в чтение, а она переписывает в таблицу ответы из анкет для наемных рабочих — ни за что не подумаешь, что у них скоро свадьба[160]. «Когда чувство внутри тебя вздымается волной, ты должна его обуздать» — чтобы заняться переписыванием опросных данных? Как бы то ни было, Макс Вебер не изменяет ни одной своей привычке под влиянием того водоворота страстей, о котором он пишет так, словно сам только что прочитал о нем в каком–нибудь романе.

«Мужчина любит любовь, женщина любит мужчину», — так Никлас Луман формулирует половой вопрос, лежащий в основе романтической любви[161]. Очевидно, что в случае Вебера реализована лишь вторая часть романтического представления о любви. Из его высказываний трудно понять, любит ли он свою любовь: «Приди же, мое дитя, я тебя обниму, — ты первая, чьей любви я могу и вправе радоваться свободной, совершенной радостью», — пишет Вебер своей будущей жене в марте 1893 года. Разницу в возрасте он подчеркивает, не только постоянно обращаясь к своей жене «дитя», хотя он и старше ее всего на шесть лет. Себя он то и дело называет «старым холостяком» и «престарелым женихом»[162]. Кроме того, Максу и Марианне в их совместной жизни так никогда и не удастся отделиться от семьи Макса Вебера. На протяжении долгих лет не столько даже он, сколько она будет все чаще призывать в свидетели всего, что касается их отношений, мать Вебера Хелену.

После разговора с Гёре и сообщения из Страсбурга о том, что и там уже никто не рассчитывал на свадьбу, молодым предстояла официальная помолвка. Она была объявлена на Троицу в 1893 году. Теперь оставалось только заключить брачный контракт. В своем письме к Марианне Вебер ловко перетасовал чувства, брачный контракт перетасовал имущество. У Марианны было влечение к будущему супругу и приличное состояние, у него — ни того, ни другого. К возмущению Вебера, финансово–правовые вопросы представители старшего поколения–дед Марианны и его брат, отец Вебера, — решили между собой. Так же, как это было в семье Макса Вебера–старшего, муж получил полное право распоряжаться состоянием жены. 20 сентября 1893 года Макс и Марианна Вебер поженились.