Книга Макс Вебер. На рубеже двух эпох - Юрген Каубе

На вопрос о том, почему же тогда Марианна не влюбилась в Альфреда, легко находится ответ, учитывая, что Марианна хотела быть принятой в тот мир, которым она восхищалась, а не стать героиней рискованных приключений внутри него. Макс представляется ей «могучим человеком», этаким тучным гигантом с сабельными шрамами, но при этом с изящными манерами и «рыцарским великодушием»[145]. Однако больше всего она очарована тем, что сестра Макса Вебера Клара назвала «особым даром поучать»[146]. В эпоху, когда под образованием понималось непосредственное столкновение с противоречиями между реализмом и моральным пафосом, между «эмансипацией» и традиционным жизненным укладом, пространные разъяснения и наставления молодого ученого наряду с «присущей ему оригинальностью»[147] вполне могли компенсировать то, чего ему недоставало с точки зрения внешней привлекательности.

Год спустя, в апреле 1892 года, — Макс Вебер только что защитился и, благодаря перспективам получения профессорской должности, в свои двадцать восемь лет наконец и с экономической точки зрения стал достойным женихом — Марианна снова приезжает в Берлин, и этот приезд становится судьбоносным в их биографии. Правда, со времени военной службы в Страсбурге весной 1887 года Макс Вебер поддерживает близкие отношения со своей кузиной Эмми Баумгартен, однако еще неизвестно, собирается ли он и в самом деле жениться на этой женщине, как, вероятно, обещал или, по крайней мере, как можно было бы ожидать, исходя из их тесной связи. Он не видел ее уже пять лет. Писем или других документов, подтверждающих факт влюбленности или хотя бы сохранившейся симпатии, нет, чем, кстати, недовольны и матери с обеих сторон, так как их бы вполне устроил этот союз. Впрочем, то же самое верно и в отношении Марианны. Сказанные им летом 1892 года слова о том, что он не считает излишки ума у женщины препятствием для вступления в брак, звучат ободряюще и, по всей видимости, передают именно то, что Вебер думал на самом деле. С другой стороны, в своих дневниках Марианна не раз пишет о равнодушии и даже пренебрежении с его стороны. Ощущение счастья необходимо человеку для того, чтобы исполнить свое естественное предназначение, — эти слова он находит для Марианны, когда они оказываются наедине в саду[148]. На ухаживания это не очень похоже.

Хелена как моральный лидер семьи Веберов в любом случае имела другие планы в отношении Марианны, чьей благосклонности добивался ровесник Макса Вебера и уже упоминавшийся единственный его близкий приятель, теолог Пауль Гёре. Гёре принадлежал к числу политиков–протестантов, обеспокоенных социальными вопросами, и уже приобрел известность благодаря следующему эксперименту: на протяжении трех месяцев он, как простой рабочий, по одиннадцать часов в день работал на Хемницком станкостроительном заводе с целью донести до пролетариев учение Христа, но вместо этого пришел к выводу, что, прежде чем нести им благую весть, сначала необходимо улучшить их положение. Его отчет, представлявший собой подробное, интересное и сегодня этнографическое исследование немецкого рабочего класса, условий его жизни и работы, а также его политических, моральных и религиозных взглядов, вызвал оживленную дискуссию в евангелической церкви. Рабочий вопрос, по мнению Гёре, «касается не только хлеба насущного или заработка, но также образования и религии», и Социал–демократической партии Германии (СДПГ) рабочие склонны верить именно потому, что она отвечает на обстоятельства их жизни «тоном совершенного отчаяния» и ставит под сомнение ценность, содержание и цели бытия. С другой стороны, такой успех организованного рабочего движения стал возможен только вследствие «уничтожения традиционного христианства» официальной церковью. И теперь нужно во что бы то ни стало предотвратить превращение «социал–демократии в абсолютное антихристианство»[149].

Кандидатура деятельного и порядочного Гёре получила одобрение Хелены Вебер, которая и сама пыталась пробудить в Марианне интерес к благотворительности, заглушив тем самым ее художественные наклонности. Только «созидание ради других вкупе с самоотречением» может «принести удовлетворение»[150], и января 1893 года она пытается вынудить Марианну принять решение в пользу Гёре. Это приводит к невероятной сцене, которая не уступает сценам из мировой классики искусства на тему брака, начиная с романов Фонтане, Ибсена или Стриндберга и заканчивая мелодрамами Ингмара Бергмана[151].

Сам Гёре не сообщал Марианне о своих намерениях. Он остается ждать на одном из верхних этажей дома семьи Веберов в Шарлоттенбурге, пока Хелена рассказывает специально приглашенной для этого Марианне, что ее ждет в ближайшем будущем. Сказанное приводит Марианну в глубокое смятение, и она в ужасе отвергает предложение о замужестве. В ответ она слышит упрек — как она только может так поступать, разве она не видит, как сильно любит ее Гёре? На что Марианна возражает — как может так с ней поступать ее тетка, разве она не знает..? Но тетка не знает. Марианна признается ей в своей любви к Максу. Хелена вне себя от ярости — ведь Марианне известно об Эмми. Но отношения с Эмми, как считает Марианна, остались в прошлом: в рассказе Вебера о поездке в Страсбург осенью 1892 года она не заметила никаких признаков сохранившейся привязанности к кузине. Хелена Вебер ставит ей в укор ее частые приезды в Берлин. Даже это предельно слабое проявление инициативы вызывает недовольство матриарха. В перерывах между упреками Хелена громко молится в присутствии своей жертвы, а затем уходит сообщить Гёру об отказе. Однако вскоре она возвращается, чтобы уложить Марианну в постель[152]. Та через несколько минут снова встает, чтобы написать письмо Гёре: необходимо предотвратить его встречу с Максом. «Он не должен об этом знать, дитя мое», — решает его мать[153]. При этом Макса, судя по всему, и дома–то нет. В доказательство Хелена показывает Марианне его пустую комнату, сама еще раз идет к Гёре и в тот же вечер наносит визит нескольким знакомым, откуда пишет в Орлингсхаузен семье Марианны, чтобы ее версия событий сразу же стала единственной и непреложной. Вскоре оттуда Марианне приходят полные упреков послания, в то время как Хелена продолжает свою лицемерную игру. («Теперь мы хотим навсегда взять тебя к себе», — говорит она среди прочего Марианне.)

Занавес. «Мужчина свататься может, женщина — нет», читаем мы у Фихте[154], а тут как раз предложение делает не мужчина, которого и вовсе Цет дома, а женщина. Однако сделать это она может лишь пассивно, воспротивившись решению, которое за нее приняли другие. Главные герои этого действа не научились любить, они просто стали старше и теперь неуклонно приближались к ситуации, в которой им угрожал или сулил счастье брачный союз. Друг с другом будущие супруги так и не объяснились.